— Ты прекрасно знаешь свое дело.
— Но недостаточно, чтобы стать твоим любовником?
Сердце подпрыгнуло у нее в груди.
Она не понимала, как совсем недавно просила себя лизать, ласкать языком и затем получать от этого наслаждение.
И он был не тот, что признавался в потребности испытывать прикосновения, а потом проник туда, куда постыдно проникать. При свете дня, проявившем ее морщинки и посеребрившем пряди волос, она вновь превратилась в старую деву, которой следует платить за удовольствия. А он казался прекрасной статуей, изборожденной шрамами, которой неведомы плотские наслаждения.
Падший Люцифер.
С чего бы ему становиться ее любовником?
— Разве так бывает… — Он же не был с женщиной пять лет! — Разве так случается, что нанимательница остается в вашем доме? — Ее холодность скрывала смущение.
— Только если я ее приглашаю.
Щеки Энн окрасил румянец удовольствия, но действительность быстро отрезвила ее. Любая, заплатив десять тысяч фунтов, оказалась бы желанной в его доме.
— Не хочу вас стеснять, — сдержанно проговорила Энн.
— Вы меня не стесните. Мой дом и мои слуги в вашем распоряжении.
Противный холодок коснулся ее затылка.
— Это… ваш собственный дом?
Бордюр в виде листьев, отделявший потолок от обитых бледно-зеленым шелком стен, представлял собой уникальное произведение искусства. Так же как и мраморная лестница с металлической балюстрадой искусной ковки, по которой они поднимались накануне вечером.
— Еще я владею поместьем в графстве Йоркшир, — проговорил Майкл, словно следуя направлению ее мыслей. Но это означает…
— Если этот дом ваш… и еще есть поместье в Йоркшире… — Энн осеклась. Как глупо делать скоропалительные выводы в отношений такою человека. Мишель д'Анж наверняка составил несколько состояний. Ведь он способен невероятно умело обслуживать богатых женщин.
Но бывало, что азартные игры лишали людей огромных денег.
— Ясно, — пробормотала она.
— Что именно, Энн Эймс?
— Вы переживаете трудные времена.
— И поэтому, как вы полагаете, я привел вас сюда? — Его лицо посуровело.
«Ты все-таки закричала, — говорили его окаймленные черными ресницами фиалковые глаза. — И ты жаждешь наслаждений. Хочешь быть молодой, привлекательной, желанной». Им, мужчиной, способным выполнить самые причудливые прихоти.
Энн укрылась за шторой вежливости.
— Будьте любезны, оставьте меня. Мне нужно одеться.
Майкл опустился на край кровати. Матрас промялся, покосился на одну сторону, и Энн пришлось впиться пальцами в простыню, чтобы не скатиться на пол. Внезапно ее тело пронзила резкая боль. Женщина оцепенела — рука Майкла держала ее за волосы. Как смешно она выглядит с рассыпавшимися волосами! Словно молоденькая. Шероховатая ладонь расправила пряди на левой щеке.
— Не уходи от меня, Энн.
Под горячей кожей в кончиках его пальцев пульсировала кровь. Бедро раз за разом прижималось к ее телу с ускоряющимся ритмом, который рвал ее изнутри, пока боль не превратилась в неистовое наслаждение. Горло сжалось, когда послышался его сдавленный стон.
— Я не понимаю, что ты делаешь…
Майкл продолжал поглаживать се по щеке и вызывал волнующие воспоминания: его дыхание в ее легких, ее дыхание в его легких; и их сливающиеся и одно тела.
— Ты испугалась?
— Да.
— Меня?
— Я не… — Энн сосредоточила взгляд на волосах, которые вились у него чуть ниже шеи. Она помнила, какие они на ощупь — жесткие, слоено пружинки, — и как они терлись о ее груди. — Я не такая.
— Ты такая, как нужно. Сказать, что мне больше всего понравилось в тебе, когда мы встретились в доме Габриэля?
Энн посмотрела вверх, прямо в его фиалковые глаза. Он обещал, что не станет ей лгать. Но и правду она знать не желала.
— Не стоит.
Солнце ярко осветило его левую щеку, и меж ресницами засияли ослепительные лучики. От уголков глаз бежали едва заметные бороздки.
— Стоит.
— Я не хочу…
— Мы оба хотим, — грубо перебил он ее. — Поэтому ты и назначила мне свидание, а я на него явился.
Он явился не к ней.
Он ее совсем не знал.
Даже не вспомнил.
Энн нахмурилась, уязвленная и одновременно обиженная его обманом.
— Вы же обещали мне не лгать, месье д'Анж. Нас связывают сугубо деловые отношения. Бы явились потому, что 4 обещала вам десять тысяч фунтов. Вас привлекли мои деньги — ни больше ни меньше.
Его пальцы застыли. Свет в спальне померк — это к краю горизонта поднялась зловещая туча. А его тело по-прежнему подрагивало и пульсировало. Каждый дюйм его плоти напоминал о прежних прикосновениях.
— Все не настолько просто, — резко выдохнул Майкл. — Ни страсть, ни сама жизнь. Ты пережила потери и должна это знать.
Сердце Энн стукнуло в ребра и понеслось, опережая страх. Как он догадался? Во рту у нее пересохло.
— Откуда вы узнали, что я пережила потери?
— Ты мне сама сказала об этом.
Энн лихорадочно вспоминала. Влажное прикосновение его языка, жаркие объятия, грудь у ее груди и мужской орган, прижатый к ее промежности.
«Ты проснулась… еще раньше… и сказала, что опаздываешь. Что забыла про их лекарства. Ты о ком-то заботишься? За кем-то ходишь?»
«Нет, ни за кем».
— Я обещал тебе не лгать, Энн Эймс. — Прорезавшие его щеки бороздки побелели. — И не стану. Вчера вечером я явился к тебе в надежде, что купившая мои услуги женщина, заметив мои шрамы, все же не отвергнет меня.
— Но вы бы не явились, если бы не деньги. — Энн упорно настаивала на деловом характере их связи, притворяясь, что не замечает подрагивающего пульсирования, которое обещало ей то, что не купишь за деньги. Подлинную страсть.
— Да, — согласился он. — Если бы не твое предложение, я бы к тебе не пришел.
— Мужчину больше привлекает красота женщины, а не ее страсть, — вызывающе заметила Энн. С чего она это взяла?
— Ошибаешься. — Голос Майкла стал таким же шероховатым, как и его пальцы. — Только глупец ставит красоту превыше страсти.
— Тем не менее вы не заметили меня восемнадцать лет назад.
Энн прикусила губу, но было поздно: ее боль взлетела к потолку и отразилась от золоченых листьев бордюра. Грубый, в шрамах палец провел борозду по ее щеке и нежно погладил плотно сжатые губы.
