— Придётся уступить. Серьёзно уступить, господин управляющий. В Мюнхене уже громят!
Управляющий ничего не ответил.
Когда шофёр уже собирался захлопнуть за Винером дверцу автомобиля, из подъезда выбежал швейцар.
— Господина советника просят в контору к телефону.
Оказалось, что его вызывает к себе генерал Шверер — немедленно и по важному делу.
Длинные тихие коридоры штаба подействовали на Винера угнетающе. Здесь никому не импонировала его замечательная борода.
Шверер сидел где-то в недосягаемой дали огромного кабинета. В рамке затенённого шторой окна он казался таким же портретом, как висевшие на стенах вокруг. Кое-кого из этих строго глядевших сверху господ Винер мог узнать: Мольтке, Бисмарк, Гинденбург…
Винер сразу почувствовал, что перед ним сидит не тот Шверер, которого он знал в домашней обстановке. То же сухое лицо с острым, словно принюхивающимся носом, та же седая, стриженная бобриком голова, а в целом — совсем другой человек. Что-то неуловимое заставило Винера пройти блестящее, как каток, пространство до генеральского стола, ступая на носки.
— Вам пора ехать в Чехословакию, если не хотите прозевать все, — без всякого вступления сказал Шверер и сердито сбросил очки на лежавшие перед ним бумаги. — События развиваются быстро. Ваши коллеги, во главе с доктором фон Шверером, уже выехали из Травемюнде. Дальше они поедут вместе с вами.
Шверер резко встал из-за стола. За гигантским столом, заваленным грудой бумаг, он казался совсем маленьким. Он обошёл стол и протянул Винеру руку.
— Спешите, иначе найдутся ловкачи, которые вырвут кусок у вас изо рта, — сердито проворчал он на прощанье.
Винер понял, что только то, что стены кабинета могли иметь уши, помешало Швереру сказать, что он так же боится за тот кусок, на который разинул уже рот и сам как секретный компаньон Винера.
Сейчас же домой! Предупредить Гертруду, укладываться! Но, сидя в автомобиле, Винер передумал и велел вернуться к Хальберштоку. Жадность не позволяла ему упустить и этот кусок. У Хальберштока он лихорадочно просмотрел коллекцию и отобрал много картин.
— Одно условие: через два часа всё должно быть у меня.
Блюмштейн не помнил себя от радости.
— Будет исполнено, господин доктор! Но боюсь, что сегодня я уже не успею получить по вашему чеку, время операции кончается.
— Учтёте завтра, — небрежно ответил Винер, пряча глаза, так как знал, что завтра еврею будет не до чека.
От Хальберштока он поехал в аукционный зал и забрал у Лепке всё, что заслуживало внимания. Хозяин зала не сразу решился показать Винеру только что привезённое собрание картин Людвига Кирхнера — художника, доведённого фашистами до самоубийства. Винер сморщился.
— Когда-нибудь картины этих самоубийц будут дорого стоить, но теперь с ними ничего, кроме неприятностей, не наживёшь.
Он критиковал полотна Кирхнера, чтобы сбить цену. Купил почти все. Чек был выписан на большую сумму и помечен завтрашним днём.
Он вернулся домой к вечеру, когда уже темнело. Доложили, что его спрашивает портной Фельдман.
— К чорту! — заорал Винер.
— Вольфганг, — строго сказала фрау Гертруда, — ты же понимаешь, как ему важен теперь каждый пфенниг.
— Отдай ему деньги, и пусть убирается!
Фрау Винер велела впустить портного. Фельдман вошёл в зал, где Винер снимал последние картины, работая наравне с прислугой. В одной жилетке, с растрёпанной бородой, он карабкался на стремянку.
Фельдман стоял молча. Винер делал вид, что не замечает его.
— А ну-ка, помогите! — скомандовал он вдруг, снимая со шнура очередную картину.
Фельдман послушно принял из рук Винера полотно и бережно приставил его к стене.
— Господин советник… — Фельдман прижал руки к впалой груди. Он изогнулся, стараясь заглянуть в лицо стоявшему на стремянке Винеру. — Мне нужно сказать вам несколько слов…
Винер нетерпеливо махнул рукой:
— Отложим, давайте отложим. Я знаю, все знаю!
Фельдман с трудом сдерживал дрожь губ.
— Уверены ли вы, господин советник, что это не может случайно коснуться и вашего дома, как дома любого берлинца?
— Моего дома? — произнёс Винер и даже притопнул тяжёлой ногой. — Вы сошли с ума! Они собираются громить евреев, а не «любых берлинцев».
— В таком случае я прошу вас, доктор… прошу за детей?
— Что за глупости вы там говорите?! — все больше раздражаясь, крикнул Винер.
— Господин советник, вас просит отец. — Голос портного звучал торжественно. — Мне некуда деваться. — Заметив, что Винер с досадой поморщился, Фельдман поднял руку. — Господин доктор!.. Я прошу убежища не для себя!
Винер спустился со стремянки и, расставив ноги, стоял перед портным. Он собрал в кулак бороду и нетерпеливо мотнул головой:
— Покороче — здесь не синагога.
Фельдман снова поднял руку.
— Я прошу за своих детей!
Винер с раздражением дёрнул себя за бороду.
— Какого чорта вам от меня нужно? — грубо крикнул он.
— Моим детям нужно совсем немножко места в подвале.
— Подвал уже занят, там картины!
— Детей можно спрятать в сыром уголке, куда вы не решитесь поставить картины.
— Не просите, Фельдман, это невозможно!
Фельдман умоляюще протянул к Винеру руки:
— Моих детей!
Винер подбежал к двери и, распахнув её, крикнул:
— Уходите, сейчас же уходите.
Вошла фрау Гертруда.
— Послушай, Вольфганг, мы должны это сделать.
Винер с изумлением смотрел на жену.
— Но ведь если они узнают, что здесь есть евреи, в доме не пощадят ничего! Ты это понимаешь?
— Я все понимаю, о, я очень хорошо понимаю! Прежде всего я понимаю, что все эти страхи, все эти слухи — ерунда. Немцы никогда не сделают того, в чём вы их подозреваете.
— Но Мюнхен, Мюнхен! — в отчаянии крикнул Фельдман.
Гертруда подняла голову:
— Так ведь это же баварцы!
— Вот, вот, послушайте, — заторопился Фельдман. — Отсюда они повезли штурмовиков в Мюнхен, чтобы они громили баварских евреев. Из Мюнхена они повезли штурмовиков в Дессау. Из Дессау везут сюда. Вот как они это делают.
— Какая бессмыслица! — гневно воскликнула фрау Гертруда. — Но не в этом сейчас дело. Ты должен спрятать его детей, Вольфганг!
— Ага, у Винера есть дом! Почему же им не воспользоваться? Там столько места — истерически закричал Винер. — Но ведь у Винера есть ещё и деньги. Может быть, вам нужны и его деньги? — Он выхватил бумажник и размахнулся, как бы намереваясь швырнуть его к ногам Фельдмана, но вместо того снова сунул его в карман. — Убирайтесь, пока я не позвонил в полицию!..
