при одном виде немецких псов!
— Я тоже умею браниться, ребята, — вдруг повышая голос и как бы сразу превращаясь из священника в офицера, проговорил Август. — Не воображайте, что вы одни были солдатами и никто, кроме вас, не сумеет постоять за себя. К чорту такие разговорчики! С чего вы взяли, будто немец не может понять того, что надвигается на Судеты? Именно потому, что мы с Каске немцы, мы здесь, в этом форте, и не уйдём из него даже тогда, когда уйдёте все вы. Не одним вам тесно на этом свете с Гитлером.
— Пусть сам Бенеш придёт сюда и скажет: «Каске, оставь свой пост» — я не уйду, — сказал Каске.
— А знаете, ребята, мне это нравится! — воскликнул Даррак. — Так и должен рассуждать солдат.
— Да, — раздельно и громко сказал Цихауэр. — Если он… провокатор.
Каске подскочил к художнику.
— Что ты сказал?
Цихауэр спокойно выдержал взгляд механика. Он знал, что Каске дрянь, ни на грош не верил ни его разглагольствованиям, ни проповедям отца Августа. Больше того, он подозревал их в способности предать, но раз власти нашли возможным включить их в состав гарнизона, не его дело спорить.
Он только сказал:
— Солдат, даже самый храбрый, должен понять, что один несвоевременный выстрел на границе может окончиться трагедией для всей Чехословакия. Вы, Каске…
— Господин Каске, — сердито поправил механик.
— Вы, Каске, — упрямо повторил художник, — знаете, что Гитлеру только и нужен такой провокационный выстрел на границе, чтобы вторгнуться сюда всеми силами и захватить уже не только Судеты, которые так любезно предлагают им господа чемберлены, а всё, что ему захочется.
Повелительным движением Август заставил спорщиков замолчать.
— Послушайте, Цихауэр, вы ещё новичок в таких делах, а я вам скажу: если чехи отдадут без боя эти прекрасные укрепления на оборонительном рубеже, созданном для них самою природой, то чешское государство будет беззащитно, как цыплёнок.
— Правительство знает это не хуже вас.
— Знает или нет, но у него не будет больше естественной линии для обороны против наступления гитлеровцев и, поверьте мне, не будет времени, чтобы создать новые форты. Это говорю вам я, старый солдат, видевший Верден. У чехов один выход: ни шагу назад, что бы ни толковали политики.
— Мы дали клятву слушаться офицеров.
— Бог дал мне власть разрешать клятвы… Умереть на этих фортах — вот задача честного защитника республики. Если будет бой, мы будем драться. Если бой будет проигран — взорвём форт. Вот и все, — решительно закончил Август.
— Нет, не все, господин патер! — возразил Цихауэр. — Есть ещё одна возможность. — Он на мгновение умолк и с видимым усилием договорил. — Капитуляция, приказ отойти без боя.
— Отойти без боя? — Август рассмеялся. — Сразу видно, что вы не прошли школу немецкой армии.
— В Германии мне довелось побывать в школе, от которой отказались бы и вы.
Август с любопытством посмотрел на Цихауэра, но тот промолчал. Священник продолжал тоном наставника:
— Вы — семнадцатый пост, и не мне вас учить тому, что это значит. — Он положил руку на маленький пульт с рубильником, прикрытым запломбированным щитком. После некоторого молчания он, прищурившись, посмотрел сначала на Яроша, потом на телефониста. — Или вы боитесь? Скажите мне прямо: отец, мы хотим жить, — и я помогу вам перенести это испытание… Ну, не стыдитесь, говорите же, перед вами священник. — Он снова притронулся к маленькому рубильнику. — Если вам страшно, я останусь тут. — В его голосе появились тёплые нотки: — Понимаю, друзья мои, вы все молоды. Я понимаю вас. Хорошо, идите с миром, я останусь тут, как если бы господь судил испить эту чашу не вам, а мне. — Он исподтишка наблюдал за впечатлением, какое производят его слова на солдат. Но ни выражение их лиц, ни взгляды, которыми они избегали встречаться с глазами Августа, не говорили о том, что его речи доходят до их сердец. Один только Каске, стараясь попасть в тон священнику, с напускной отвагой сказал:
— Нет, отец мой, не ваше это дело — взрывать форты. Пусть уходят отсюда все. Каске включит рубильник и взлетит на воздух вместе с фортом. Ни одна пушка, ни один патрон не достанутся врагу. В этом вы можете быть уверены.
Август издали осенил его размашистым крестом так, чтобы видели все.
Ярош стукнул кулаком по краю койки.
— Никто из вас не прикоснётся к рубильнику без моего приказа. Здесь ваш начальник я, и делать вы будете только то, что прикажу я.
— Но, но, господин унтер-офицер, — усмехнулся Каске. — Никто не оспаривает вашего права приказывать, но даже вы не можете мне приказать быть трусом.
— Так я тебе скажу, — крикнул Ярош: — тот, кто протянет руку к рубильнику без моего приказа, получит пулю!
И в подтверждение своей решимости расстегнул кобуру пистолета.
— Тут не о чём спорить, — примиряюще сказал патер Август, — именно так и должен держать себя начальник, который отвечает за исполнение приказа старших начальников. — Он сделал паузу и состроил загадочную мину. — Весь вопрос только в том, чтобы там, среди этих старших офицеров, не… не оказалось предателей.
Ярош вскочил с койки. Его губы вздрагивали от негодования.
— Кто дал вам право так думать? Там, наверху, сидят чехи.
— А вы думаете, среди чехов не может быть предателей?
— Когда речь идёт о родине…
— Люди суть люди, господин Купка. Разве полгода назад любой чех не счёл бы меня сумасшедшим, если бы я сказал, что не верю в честность французов или англичан?
— Франции и Англии или французов и англичан? — запальчиво крикнул Даррак.
— А это не одно и то же? — насмешливо спросил священник.
— Да, мы, побывавшие в Испании, научились отличать правительство Англии от её народа, — сказал Даррак.
— Ах, вот как! И вы побывали там? И тоже, может быть, в качестве «защитника республики»?
— Иначе я постыдился бы об этом упоминать.
— Браво, Луи! — воскликнул Цихауэр. — Ты научился разговаривать по-настоящему.
— А вы знаете, что это очень сильно смахивает на пропаганду русских большевиков? — насупившись, сказал патер Август. — Тех самых большевиков, что отступились сейчас от своих обязательств защищать Чехословацкую республику от Гитлера.
— Это ложь! — с возмущением крикнул Цихауэр. — Мы знаем, что происходит в действительности: Советы заявили о своей готовности выступить в защиту Чехословакии.
— Это Годжа и Сыровы не пожелали, чтобы за нас заступился Советский Союз, — сказал Ярош. — Сами побоялись, или же не позволил английский дядюшка.
— И правильно сделали, — попробовал вставить Август. — Приди сюда русские, вся Чехия стала бы красной.
Но Цихауэр перебил его:
— Да, министры побоялись заключить трехсторонний договор и ограничились отдельными договорами с Францией и СССР, обусловив советскую помощь выступлением французов.
— Кто же знал, что наши министры окажутся такими подлецами, — заметил Даррак.
— Опять за старое! — недовольно проговорил каптенармус Погорак. Он достал из-под койки банку консервов и большую флягу. — Благословите, отец!
Но прежде чем Август успел сделать движение простёртою рукой, в глубине потерны вспыхнул яркий свет ручного фонаря и послышалось звонкое эхо торопливых шагов. Все замерли с вилками в руках. В каземат вошёл Гарро.
— Садитесь с нами… — начал было каптенармус, но запнулся, увидев взволнованное лицо француза.
— Чемберлен, Даладье и Муссолини прилетели к Гитлеру в Мюнхен, — быстро проговорил Гарро. — Они
