— И что самое обидное, — проговорил сквозь зубы телефонист, — каких-нибудь двадцать жуликов вертят двадцатью миллионами таких олухов, как я. Взяв пример с русских, и мы ведь можем, наконец, стукнуть кулаком по столу: а ну-ка, господа хорошие, не пора ли и вам туда же, куда послали своих кровососов русские?!. Ей-ей, и мы ведь можем, а?
— Это зависит от нас самих, — заметил Даррак.
— Луи, ты становишься человеком! — с улыбкой повторил Цихауэр.
Француз подбежал к рубильнику.
— Пора сорвать пломбу, Ярош! — быстро и взволнованно проговорил он. — Я чувствую, что случилось что-то нехорошее: телефон молчит, и Гарро не звонит, и Каске не возвращается… Что, если наверху уже немцы?
— Не говори глупостей. — Заметив, что Даррак тянется к пломбе, Ярош вскочил и оттолкнул его руку.
— Что-нибудь случилось с Гарро, — встревоженно проговорил Луи. — Позволь мне, капрал, сходить на пост.
Ярош одно мгновение в нерешительности смотрел на него, потом перевёл взгляд на Цихауэра.
— Пойдёшь ты! — И, подумав, прибавил: — С телефонистом, всё равно он тут не нужен.
Цихауэр вытянулся, щёлкнул каблуками и, выслушав приказание Купки, тихонько сказал:
— Проводи меня немного.
Они отошли так, чтобы их не могли слышать оставшиеся в каземате.
— Дай мне слово, Ярош, что ты не позволишь тут наделать глупостей.
— Иди, иди, Руди… тут все будет в порядке.
Ярош помахал рукою удалявшимся Цихауэру и телефонисту и пошёл обратно к каземату. Навстречу ему бежал каптенармус.
— Господин капрал, господин капрал! — Усач задыхался от волнения. — Они там… рубильник…
Вбежав в каземат, Ярош увидел Луи, склонившегося над пультом. Крышка была уже поднята. Были открыты и рубильник и аварийная подрывная машинка, которую следовало привести в действие в случае нарушения главной сети. Лицо Даррака отражало крайнюю степень нервного напряжения, на лбу его выступили крупные капли пота.
— Назад!.. Луи!.. — крикнул Ярош с порога, но, увидев Луи, понял, что за несколько минут его отсутствия тут произошло нечто чрезвычайное: глаза Луи, стоявшего с телефонной трубкой, казались безумными. Он пробормотал:
— Они приняли условия капитуляции!
— Соединись с комендантом.
— Он уже оставил форт. Лишним людям приказано выходить наверх. — С этими словами Луи отбросил трубку и положил руку на рубильник.
— Послушай, Луи, не будь девчонкой, — просительно произнёс Ярош. — Ты же не Каске, ты понимаешь, чем это грозит.
Нет, француз уже ничего не понимал. Он едва слышно пробормотал:
— Сдать им форты? Разве ты не помнишь, как нас надули после Испании? Ты веришь им ещё хоть на полслова?
— Довольно! — крикнул Ярош и резким движением передвинул на живот кобуру. — Рядовой Даррак, три шага назад!
Луи засмеялся.
Ярош медленно потянул пистолет из кобуры.
Его взгляд был прикован к расширенным глазам Луи, глазам, которые он так хорошо запомнил с того дня, когда впервые увидел француза склонившимся над ним, там, в Испании, когда этот француз вместе с американцем Стилом вытащил его из воронки. В тот день он понял, что готов сделать все для этого молодого скрипача с большими глазами мечтательного ребёнка… И вот…
Ярош вынул пистолет.
За спиной Яроша послышались поспешные шаги и голос запыхавшегося Каске:
— Комендант приказал: всем отсюда… один остаётся, чтобы взорвать форт.
Ярош боялся оторвать взгляд от руки Даррака, лежавшей на рубильнике. Не оборачиваясь, спросил немца:
— Где Цихауэр?
— Почём я знаю…
Ярош не обернулся, хотя эти три слова значили для него гораздо больше, чем подозревал Каске: это значило, что Каске не был в центральном посту, что он передавал чей угодно приказ, только не приказ коменданта. Если бы он шёл оттуда, то не мог бы разминуться с Цихауэром. Значит, нужно дождаться возвращения Руди… Но куда же девался Гарро?
Сбитый с толку, Каске несколько неуверенно произнёс:
— Комендант при мне передал сюда приказ по телефону. — И крикнул Дарраку из-за спины Яроша: — Слышишь? Исполняй же приказ: включай пятиминутный механизм — и все мы успеем отсюда выбраться… Ну?!
Ярош видел, как дрогнули пальцы француза, и поднял пистолет.
Но прежде чем Ярош решился спустить курок, его цепко охватили длинные руки Каске. Только когда раздался крик немца, приказывавшего Дарраку включить рубильник, Ярош до конца понял, что целью Каске была катастрофа во что бы то ни стало. Он понял и провокационное значение этой катастрофы, и смысл сегодняшнего появления патера Августа, и коньяк Каске — все.
Ярош сделал усилие освободиться из объятий Каске и вместе с немцем упал на пол. Пока они боролись, в поле зрения Яроша несколько раз попадала лампочка под потолком каземата. Он видел, что свет её делается все более тусклым, как если бы напряжение в сети падало по мере уменьшения числа оборотов динамо. Охваченный страхом, что в темноте, которая должна вот-вот наступить, Луи включит рубильник, он крикнул:
— Луи… помоги мне!..
Он поймал взгляд Луи, видел, как тот оторвал руку от пульта, сделал шаг в их сторону, но тут наступила полная темнота, — в тот самый момент, когда Ярошу удалось рукоятью пистолета нанести Каске удар по руке, заставивший того разжать объятия.
— Луи!
Француз молчал. Потерявший в темноте ориентировку, Ярош не представлял теперь, с какой стороны находится пульт.
— Луи! — повторил Ярош.
— Не подходи, не смей приближаться!.. Я буду стрелять.
Вот как?! Повидимому, бедняга окончательно утратил контроль над собою.
— Луи!
— Пойми же: иначе нельзя. Немцы не должны захватить все это. Я не могу иначе, не могу…
Очевидно, говоря это, француз продолжал на ощупь отыскивать пульт, так как Ярош слышал шум падающих вещей.
— Эй, Луи, ты обязан мне повиноваться!
— Это не должно достаться немцам!.. — твердил Даррак.
— Приказываю тебе не шевелиться!
— Нас предали дважды и предадут ещё раз, если мы будем им повиноваться. Собственная совесть — вот кого я обязан слушать. Никого больше.
— Ты не имеешь права решать за наш народ…
— Ваш народ? — Француз истерически расхохотался. — Ваш народ должен перевешать министров, которые капитулируют, и защищать свою страну!.. Народ? Я тут потому, что верил в него, но больше не верю. Никому не верю. Не мешай мне, если не хочешь, чтобы я убил тебя…
И в доказательство того, что он намерен осуществить угрозу, Даррак передёрнул затвор винтовки.
Ярош вскинул пистолет и выстрелил в кромешную черноту каземата. И тотчас же с непостижимым для такого солдата, как Луи, проворством в лицо Ярошу сверкнула вспышка винтовочного выстрела.
