верней сказать, животный, самочий: конкуренция с молодой и цветущей дочкой. Честно скажу, от этой информации у меня тогда наступил ступор часов на десять. Потому что в голове все это не укладывалось. Сейчас я смотрю на свою красивую дочь, своим видом сшибающую мужчин с ног, и кроме радости и гордости ничего другого не испытываю. Неужели может быть иначе?
В общем, зависть дочери к матери, в моих глазах, — сходные вещи. Поэтому своей матери я не поверила, тем более, знала, какое количество тараканов водится в ее голове.
Когда моя кукла выросла, я спросила ее, помнит ли она обо всем этом. Выяснилось, что да, помнит.
И что же ты чувствовала, почему так сердилась? — спросила я у нее. — И сердишься ли по-прежнему или успокоилась, так как я уже отнюдь не девочка в короткой юбочке?
Да что ты, — возмутилась дочь. — Ты до сих пор самая молодая из всех мам, которых я видела! Ты все еще девочка! И я так этим горжусь, особенно когда подружки обалдевают от тебя и говорят мне потом: «Какая у тебя мама молодая!». А свои тогдашние чувства я помню — почему-то я завидовала (не понимаю, почему) тем девчонкам, у которых были полные, немолодые мамы, одетые, в моем представлении, вполне по-старушечьи. И от них всегда пахло или пирогами, или еще какой-нибудь вкусной едой. А от тебя вечно французскими духами, — дочка рассмеялась.
Вдруг я подумала: ведь, вполне возможно, что у нее это была подсознательная тоска… по бабушке. Кто-то такой домашний и вкусно пахнущий должен встречать из школы ласковыми словами, кормить обедом и следить за тем, как малыш одевается на прогулку. Я вспомнила, что в моем детстве практически у всех моих подруг были такие бабушки, самые настоящие бабушки, многие из деревни. Они дарили детям ощущение надежного дома, покоя и защищенности, в то время, когда родители были на работе.
Сейчас таких нет. Нынешние бабушки — совсем не старые и чаще всего работающие женщины. К счастью, у многих мам — моих сверстниц — уже была возможность (хотя у иных вынужденно) сидеть дома с детьми. Нередко эти женщины быстро превращались в домашних клуш (в добром смысле этого слова!), ласковых мамочек у плиты, готовивших для своих деток вкусненькое, не очень озабоченных собственным внешним видом, а уже тем более, внешним видом дома… Оттого и халатики. И уютная полнота. И равнодушие к прическе.
По моим наблюдениям, есть два распространенных типа женщин. Первые живут, как живется, не работая над внешним видом, в частности. Их любимый жизненный рефрен: «пусть меня любят такой, какая я есть». Удобная позиция для ленивых, а выглядит, вроде, пристойно, как жизненное кредо. Ну, как говорится, что выросло, то выросло. Но ведь никто не обязан любоваться этим результатом. Человек разумный (к женщинам это относится в первую очередь) может и обязан стремиться к совершенствованию себя, повторюсь — во всех смыслах.
Женщины другого типа только и зациклены на собственном облике, забыв про все остальные человеческие ипостаси. Такая годами «живет» в салонах красоты, холит и лелеет свое тело, одевает его исключительно в самые изысканные шмотки, стремясь всегда выглядеть, словно рекламная картинка. Нередко смотреть на такую даму бывает приятно, но до тех пор, пока она рот не откроет. Вот такие две крайности, по моим наблюдениям, и есть два основных типа женщин.
И есть третий тип, как мне кажется, это самая немногочисленная группа. Это дамы, которые стремятся разумно и гармонично сочетать в себе первое и второе, без ущерба для того и другого. Смею надеяться, что меня по всем признакам отнесут именно к такому типу. Во всяком случае, я прилагаю к этому все мои усилия.
Я старалась давать моей девочке все, что ей было необходимо, несколько лет не работала, посвящая себя ей и дому. Я холила и лелеяла свое жилище, которое всегда было уютным и красивым. Мой «бзик» — чистота и порядок в доме. Пирогов, правда, не пекла, готовила только самое необходимое, а халаты ненавидела. А второй мой «бзик» — собственный внешний вид. Я всегда следила за фигурой, за лицом… будто бы ждала появления принца в своей жизни, который должен меня заметить и не отвернуться брезгливо. Дождалась-таки! Это произошло. Вот почему последний абзац статьи — абсолютная неправда. В чем каюсь спустя много-много лет.
Впрочем, мой избранник оценил не только мои внешние данные. Мы нашли массу общих тем для бесед: он утверждает, что с самого начала ему было со мной интересно, а наговориться мы не можем по сей день. Так что, милые девушки, от всей души советую вам: старайтесь развивать свой мозг, постоянно пополнять свои знания и не забывать о «красе ногтей». Принцы любят таких, ох, как любят!
Отелло нам кланялся…
Разве можно, рассуждая об отношениях мужчины и женщины, не вспомнить о ревности? Разве это не одна из сильнейших и важнейших эмоций, сопровождающих настоящую любовь? Но… настоящую ли?
Нашла на эту тему две свои «программные» публикации. Что ж, прочтем и поговорим.
Страсти по неандертальцам
«Мой-то вчера свирепо так спрашивает: кто это, мол, тебя к дому подвез? Он, оказывается, на балконе курил и видел, как я подъехала. Говорю: да я у метро машину поймала, автобусов не было… А он: кроме «Вольво» больше ничего поймать не могла? И такой мрачный стал, чернее тучи!»
При этом у самой женщины-рассказчицы замирает сердце, когда мужа по телефону спрашивает приятный женский голос. Пока тот разговаривает, она нервно делает тысячу ненужных, лишних движений: поправляет занавески, переставляет цветы и долго вытирает несуществующую пыль… «Кто это был?» — как можно равнодушнее бросает она, когда муж вешает трубку. «С работы», — спокойно отвечает тот. И у нее портится настроение… Но о таком не рассказывают. Об этом грустно молчат.
Интересно, почему? Никто из женщин не признается. Все говорят приблизительно следующее: «Я — ревновать? С какой стати? Это меня всегда все ревнуют!» В общем, одни и те же гордые декларации в разных вариациях.
А я сама стала бы рассказывать? Смотря, кому… Возможно, только маме, которая никогда не будет даже мысленно посмеиваться надо мной и злорадствовать. Но, с другой стороны, зачем огорчать маму?
Итак, ревность…
С этой злобной штучкой я познакомилась еще в нежном возрасте. Влюбилась так, как можно влюбиться только в пятнадцать лет. И вдруг в одну секунду на меня обрушилась страшная ревность. Я даже помню, как это произошло: иду себе по весенней улице в предвкушении вечернего свидания, и тут как обухом по голове: а ведь он уже не раз целовался с… какими-то девчонками-мерзавками! У меня закружилась голова — от ужаса, от злости, от хорошего воображения. Такое я испытывала впервые. И не понимала, что со мной происходит. Болел живот, безумно стучало сердце. Откуда я знаю, что он делает в этот час, где он? То есть знаю: в институте. А там кругом… студенточки-хищницы, которые только и мечтают, как захомутать моего единственного! Меня закачало…
Оказалось, что качнуло мое страдающее тело весьма целенаправленно — к телефону-автомату. Набрала номер. Никто не брал трубку… Я плакала, слушая безответные гудки, и думала о том, что теперь не смогу быть счастливой: новое чувство, поселившееся во мне, никогда не даст расслабиться.
Вечером я, конечно же, закатила ему омерзительную сцену, после которой он должен был меня бросить, бежать со всех ног… Но он любил. И простил.
Потом было много всякого. Я взрослела, приобретала опыт, но с того первого случая феномен ревности всегда интересовал меня как объект собственных исследований, ненаучных и пристрастных.
Во-первых, ревность бывает острой — болезненной, мучительной, совершенно невыносимой. Помните свой пульпитный зуб? Как мне кажется, примерно то же чувствует человек в остром приступе
