Цена нелюбви

Итак, как я и рассказала твоим родителям, я пошла на похороны Денни. Я сидела в заднем ряду. Я была в черном, хотя на современных похоронах это считается старомодным. А затем, отстояв в очереди желающих выразить соболезнования, я протянула Телме руку и сказала:

— Я так сожалею о своей потере.

Именно это я сказала. Оговорка, оплошность, но я подумала, что исправляться, то есть сказать «вашей потере», будет еще хуже. Твои родители, судя по их пристальным взглядам, сочли меня идиоткой.

В конце концов я нашла убежище в логистике. Юридическая система сама по себе машина, и я могла описать, как она работает, как когда-то твой отец объяснял мне с поэтической яркостью принцип действия каталитического конвертора. Я сказала, что Кевину предъявили обвинение в убийстве и отказали в освобождении под залог. Я надеялась, что терминология, знакомая по телепередачам, их успокоит. Ничего подобного. (Как важна стеклянная граница телеэкрана. Зрители не приветствуют эти шоу в своих домах, как чужие нечистоты в своих унитазах). Я сказала, что наняла самого лучшего адвоката, какого только смогла найти, то есть самого дорогого. Я думала, твой отец одобрит, ведь он всегда покупал только самое лучшее. Я ошиблась.

— Зачем? — тупо спросил он.

Я впервые услышала этот вопрос из его уст и восхитилась прогрессом. За их спинами мы с тобой всегда высмеивали их интеллектуальное равнодушие.

Я нахмурилась.

— Не знаю, хотя это казалось естественным... Наверное, чтобы Кевин получил как можно меньшее наказание.

— Именно этого ты хочешь? — спросила твоя мать.

— Нет... На самом деле я хочу повернуть время вспять. Я хочу, чтобы сама никогда не появлялась на свет. Я не могу получить то, чего хочу.

— Но ты хотела бы, чтобы он был наказан? — настаивал твой отец. Заметь, он не был разгневан; у него не было на это сил.

Боюсь, я рассмеялась. Просто удрученно хмыкнула. И все же это было неприлично. Я попыталась объясниться:

— Простите. Я пыталась наказать Кевина почти шестнадцать лет. Он плевал на все, что я отбирала. Что может сделать система наказания несовершеннолетних штата Нью-Йорк? Послать Кевина в его комнату? Я это делала. У него не было никаких дел ни вне его комнаты, ни в ней; какая разница? И вряд ли им удастся пристыдить его. Пристыдить можно только тех, у кого есть совесть. Наказать можно только тех, у кого есть надежды или привязанности, кому не все равно, что о них думают. По-настоящему наказать можно только тех, в ком есть хоть малая толика добра.

— По крайней мере, можно сделать так, чтобы он больше никому не причинил вреда, — заявил твой отец.

Дефектный продукт отзывается и удаляется с рынка.

— Многие призывают судить его, как взрослого, и вынести смертный приговор, — вызывающе сказала я.

— И что ты чувствуешь по этому поводу? — спросила твоя мать.

Боже милостивый! Твои родители спрашивали меня, будет ли когда-нибудь напечатан НОК. Они спрашивали, считаю ли я, что паровые устройства гладят брюки так же хорошо, как утюг. Они никогда не спрашивали, что я чувствую.

— Кевин не взрослый. Но станет ли он другим, когда повзрослеет? (Возможно, существуют какие-то технические особенности, но убийство на рабочем месте — это просто повзрослевшая стрельба в школе). — Если честно, бывают дни, — я мрачно посмотрела в окно эркера, — когда я хочу, чтобы ему вынесли смертный приговор. Но может, просто чтобы самой сорваться с крючка.

— Ты ни в коем случае не должна винить себя, дорогая! — монотонно, но с некоторой нервозностью произнесла твоя мать. Если я и винила себя, она не хотела об этом слышать.

Я посмотрела ей в глаза, как одна мать в глаза другой:

— Я никогда особенно не любила его, Глэдис. Я понимаю, что родители иногда строго говорят своим детям: «Я люблю тебя, но ты не всегда мне нравишься». Но что это за любовь? Мне кажется, это сводится к: «Я не равнодушна к тебе, то есть ты все еще можешь меня обидеть, но я не выношу, когда ты рядом». Кто хочет такой любви? Если бы у меня был выбор, я могла бы пренебречь кровными узами и успокоиться тем, что я нравлюсь. Я иногда думаю, не тронуло бы меня гораздо больше, если бы моя мать обняла меня и сказала: «Ты мне нравишься». И может, важнее просто наслаждаться обществом своего ребенка.

Я смутила их. Более того, я сделала ровно то, против чего уже предостерегал меня Харви. Позже они оба свидетельствовали под присягой и цитировали обрывки этой короткой убийственной речи. Не думаю, что твои родители хотели мне навредить, но они были честными жителями Новой Англии, а я не предоставила им поводов для своей защиты. Думаю, что и не хотела предоставлять.

Когда я, отставив холодный чай, стала собираться, они явно испытали облегчение, однако вопросительно переглянулись. Должно быть, осознали, что эти милые разговоры за чаем будут весьма редкими, и может, поздно ночью, не в силах заснуть, они будут думать обо всех не заданных мне вопросах. Конечно, они были вежливы, приглашали приезжать в любое время. Твоя мать уверила, что, несмотря ни на что, они все еще считают меня частью семьи. Шесть недель назад я, возможно, задумалась бы над этим. Сейчас принадлежность к любой семье манила меня не больше, чем перспектива застрять в лифте между этажами.

Уже у двери твой отец коснулся моей руки и снова задал вопрос, коего избегал большую часть своей жизни:

— Только еще одно. Ты понимаешь почему?

Боюсь, что мой ответ только помог бы ему излечиться от таких расспросов, ибо ответы часто совершенно не удовлетворяют.

С Новым годом, мой дорогой.

Ева

6 января 2001 г.

Дорогой Франклин,

Коллегия выборщиков только что утвердила президента- республиканца, и ты наверняка доволен. Однако, несмотря на твою женофобию и ура-патриотическое ретроградство, в отцовстве ты был весьма либерален и относился к телесным наказаниям и игрушечному оружию так, как требовало время. Я не дразнюсь, только задаюсь вопросом, не возвращаешься ли и ты к тем предосторожностям и не размышляешь ли, где же мы ошиблись.

Мне в оценке воспитания Кевина помогали тренированные юридические умы.

— Миссис Качадурян, — с пристрастием допрашивал меня Харви, — соблюдалось ли в вашем доме правило, запрещающее детям играть с игрушечным оружием?

— Не ручаясь за точность формулировки, да.

— И вы контролировали просмотр телепередач и видео?

— Мы старались оградить Кевина от всего слишком жестокого и сексуально откровенного. К несчастью, это свелось к тому, что мой муж не мог смотреть большинство своих любимых программ. И одно исключение мы все же сделали.

— Какое? — Снова раздражение; это не было запланировано.