Доплыть до островов и обогнуть их, быть может, дойти до самого Мэна. — Томас сделал паузу. — Ненавижу плавать на кораблях, яхтах. Вот Рич всегда этим увлекался. Он приехал с женщиной, с которой встречался. Я познакомился с ней на какой-то вечеринке за несколько месяцев до того. Ее звали Эдалин, она была очень милой, даже красивой, но, сама того не желая, — опасной. У тебя когда-нибудь было такое ощущение по отношению к кому-то? Что вот он или она — опасный человек?
Линда минуту подумала. «Только по отношению к себе, много лет тому назад».
— Я сейчас думаю, что Эдалин была своего рода катализатором. Для какой-то запутанной, извращенной истории, которая разыгрывалась между нами троими — мной, Джин и Ричем. — Томас помолчал. — Эдалин напоминала мне тебя. Она была совсем как ты в Африке. Я тебя с тех пор не видел, поэтому в моей памяти ты осталась прежней. И что удивительно, она носила крест. — Он сжал руки, вспоминая. — Я не мог отвести от нее глаз. Кроме того, она была знакома с моими стихами. И очень лестно о них отзывалась. А я никогда не мог устоять против лести.
— Это ко всем относится.
— Джин видела все — как она могла не увидеть? — и это ее мучило, как мучило бы любого человека. Не думаю, что Джин была по натуре особенно ревнива. Дело в том, что на яхте от этого нельзя было убежать; что бы там ни случалось, приходилось с этим жить. Все происходило у всех на глазах, час за часом, день за днем.
— И Рич тоже видел? — спокойно спросила Линда.
— Полагаю, что видел. Почему еще он решил трахнуть мою жену тогда, во время этого путешествия? Они с Джин были знакомы много лет. Не думаю, что между ними что-то было до этого. — Томас на минуту замолк, как будто заглядывая в прошлое, исследуя прошлое. — Нет, уверен, что нет. Думаю, я бы почувствовал.
Линда кивнула.
— Все мы были напряжены. И я, и Джин… Сказать, что у нас были проблемы — банальность. Но так оно и было, это было банально. Это не были те проблемы, которые можно определить, затем попытаться решить и двигаться дальше. Нет, скорее, дело было в том, что сама ткань нашего брака износилась.
Томас вздохнул.
— Ну и что же с этим делать? У вас двоих есть чудесная пятилетняя девочка. Вы неплохо ладите. Нет никакого кризиса, который стоило бы обсудить. И что же, разрушать семью, поскольку что-то кажется вам неправильным? Ты еще не знаешь наверняка, что ваш брак подошел к концу, еще надеешься, что можно все исправить.
— Дай определение слову «правильный».
— Вот видишь? В этом и заключается проблема. В браке всегда к чему-то стремишься, но никогда не знаешь точно, добился ли ты этого. Возможно, ты уже достиг желаемого? «Может быть, есть что-то большее?» — постоянно спрашиваешь ты себя. — Томас снял галстук, сложил его и положил на подлокотник. — Мы с Джин не спали вместе. Во всяком, случае, не часто. Так что и с этим тоже нужно было что-то делать, потому что секс окружал нас со всех сторон. По утрам было слышно, как Рич и Эдалин трахаются в передней каюте. Я уже говорил.
«“Трахаются” — такое грубое слово, — подумала Линда. — Должно быть, гнев по-прежнему не отпускает его. Он мучается им».
— Я знаю, Джин многие годы считала, что я использую ее. Сразу после того, как мы познакомились, был такой странный период, когда я снова начал писать после долгого простоя. У меня были проблемы с «писательской блокадой». Джин думала, что я с ней потому, что она моя муза. Мне никак не удавалось избавить ее от этого заблуждения. — Он провел руками по своим все еще непривычным для него коротким волосам. — Еще раньше — до того, как я узнал Джин и решил жениться на ней, — я рассказал ей о тебе. Она знала, что я люблю тебя. — Он вздохнул. — Это было проблемой и усложняло дело.
Линда скрестила руки на груди. Почему эта новость так расстроила ее?
— Как убрать это из уравнения? — спросил Томас. — Как решить такую проблему?
Линда дышала медленно и ровно. В комнате было холодно, и она потерла руки.
— На второй день Джин и Рич отправились на остров, где произошло то убийство. Яхта стояла на якоре прямо возле острова — у него было отвратительное название Сматтиноуз[15], — и мы с Эдалин остались на судне одни. Мы просто разговаривали. Она потеряла дочь после бракоразводного процесса и рассказывала мне об этом. — Он почесал голову. — Какая ирония судьбы. Подумать только, я утешал ее, и всего через несколько часов сам потерял дочь. — Томас положил голову на руки, через минуту поднял глаза. — Я случайно увидел на острове каких-то людей и решил, что это, должно быть, Рич и Джин. Подумал, не махнуть ли им рукой. Взял бинокль и увидел, что Рич и Джин обнимаются. Джин была по пояс голой.
Линда задохнулась. Картина была шокирующая, даже в этом мире шокирующих вещей.
— Некоторое время я смотрел на них, а потом просто не смог вынести. Эдалин все тормошила меня: «Что, Томас? Томас, что?» Но я не мог говорить. И не знаю, почему это так меня беспокоит, даже сейчас. После всего остального…
Он откинулся в кресле.
— Ведь это был твой брат, — напомнила Линда. — И это была твоя жена.
— Прямо как в Библии, — усмехнулся Томас. — И вообще, что такое секс? — спросил он. — Снять рубашку перед своим деверем — это секс? Формально? Где граница?
— Ее нет.
— Конечно, нет. — Он глубоко вздохнул. — Я просто с ума сошел. Не мог ясно соображать. Черт, я только и думал о том, что увидел. А потом, когда они вернулись… — Он сделал паузу. — Надвигался шторм. Серьезный шторм. Я не моряк, но даже я понял, что дело плохо. Не было времени выяснять отношения с Ричем и Джин. — Теперь, говоря, Томас постоянно качал головой. — И среди этого шторма, при таком напряжении, никто из нас не обращал внимания ни на что другое.
Он вдруг встал, словно набираясь мужества, чтобы рассказать остальное. Подошел к окну.
— Мы думали, что Билли в безопасности с Эдалин. У Эдалин была морская болезнь, и она лежала в передней каюте вместе с Билли, которую тоже начинало тошнить. Рич, Джин и я пытались выровнять судно и добраться до берега. — Томас потер глаза, как это делают только мужчины: сильно, даже яростно. — Эдалин оставила Билли лежать на койке и вышла через передний люк глотнуть воздуха. Может, чтобы ее вырвало. Я знаю, она думала, что Билли не встанет.
Томас принялся расхаживать по комнате. Он подошел к застекленным дверям и прошел через них в гостиную. Взял маленькую вазу, снова поставил. Вернулся в спальню.
— Мы с Джин пытались надеть на Билли спасательный жилет. И, кажется, думали, что сделали это, или, может быть, нас прервали, — я сейчас не помню. Но мы должны были знать это наверняка. Билли не хотела носить его, она могла быть очень упрямой. Надо было заставить ее надеть жилет и не спускать с нее глаз. Если бы потребовалось — привязать к яхте.
Линда закрыла глаза. Это могло быть просто минутным невниманием. Сдавая назад, не заметить, что твой ребенок оказался позади машины. Во время ссоры с мужем не увидеть, что ребенок влез на подоконник. Одна секунда. И все.
— Эдалин упала за борт. Я прыгнул за ней. Рич пытался удержать яхту прямо. Джин была на грани безумия. И потом… и потом, я думаю, Рич заметил первым. — Томас поднял глаза к потолку. — О Боже, это наказание нам, не так ли? Эти воспоминания. Словно удар ножом в грудь. Ты уже знаешь все, хотя разум еще не приемлет. «Где Билли?» — спросил Рич.
Томас остановился. Посмотрел на Линду.
— Вот так, — заключил он. — На этом и закончилась моя прежняя жизнь.
— Томас.
И никаких других слов. А ведь они докапывались до нужных слов, изобретали их.
— Я месяцы был как сумасшедший. Безумный. С криком просыпался среди ночи. Рич вбегал в комнату — он тогда постоянно жил со мной — и силой удерживал меня в кровати.
— Томас.
Он оперся спиной о дверной косяк — руки в карманах, рубашка выпросталась из брюк.
— Мне казалось это важным — рассказать тебе ту историю.
