появится — все это я постепенно начал себе представлять, лишь находясь в лагере для военнопленных офицеров, в общих чертах, во всяком случае.
— Почему именно там? — спросил Тельген.
— Видите ли, в госпитале — это был временный госпиталь, разбитый на лесной опушке, — мы все единодушно придерживались мнения, что фашизм — это скверное дело.
— Поскольку он проигрывает войну, — тихо дополнил Тельген.
— Все так считали, — продолжал Хахг, не обращая внимания на реплику. — Потому-то они все так и ополчились против рядового Берзике, восемнадцатилетнего парня, когда он назвал меня предателем.
— Почему же вас лично?
— Да уж так вышло, что я стал, так сказать, выразителем общего мнения, — пожав плечами, ответил Хахт. — Тот парень десять суток провалялся в лесу с простреленной коленкой, пил воду из луж, питался одной черникой; в ране у него завелись черви. Его обнаружили русские, притащили в госпиталь, и благодаря терпеливому уходу медсестер и особой диете он был спасен. Несмотря на это, он остался фанатическим приверженцем гитлерюгенда. Но остальные были на моей стороне.
— Благоприятная расстановка сил!
— Я и не подозревал, какая атмосфера царила в лагере для военнопленных офицеров, пока очень скоро сам не почувствовал этого. Поначалу мы обменивались фронтовыми впечатлениями; там я встретился с некоторыми товарищами по дивизии, о которых знал, что они были отъявленными нацистами. Но ни один из них открыто не поддерживал Гитлера.
— Вот как?!
— Только один говорил, что рано или поздно русские будут наголову разбиты и соединение воздушных десантников всех нас освободит. Я смотрел на этого человека как на индивидуалиста-одиночку. Но верили в это многие. В июле выяснилось, что огромное танковое сражение под Курском окончилось для нас поражением и русский фронт продвинулся еще дальше на запад. Тут начался массовый психоз: нервные обмороки, самоубийства, попытки побега.
Комиссар лагеря, немецкий коммунист, попросил меня написать заметку — мои впечатления о пребывании в плену и о положении на фронте. Не подозревая о том, какие последствия все это может иметь для меня, написал. Вокруг меня тут же выросла стена отчуждения. Я был поражен, ведь я ни словом не обмолвился о политике. Тогда я решил, что никогда больше не буду принимать участия к общественной жизни, но сидеть сложа руки я тоже не мог и попросил дать мне любую работу. Это было сенсацией для остальных, ведь офицеру в лагере необязательно работать.
В течение трех недель я работал санитаром в госпитале. Офицеры, лежавшие там, с утра до ночи донимали меня своим привередничеством. И так продолжалось по двенадцать часов в день. Я не мог этого вынести, поскольку и сам еще был не совсем здоров. Я отказался от работы в госпитале. Тогда мне поручили делать лагерную стенгазету. Сначала я сопротивлялся. Мне было достаточно и того, что в свое время натворил своей заметкой. Но мне сказали, что если я считаю себя антифашистом, то должен заявить об этом публично. Я понимал, что речь идет о моей чести. Меня возмущала узколобость моих сослуживцев. Моя первая заметка в газете начиналась словами: «Я против Гитлера и его дилетантских методов ведения войны, которые требуют от нас бессмысленных жертв…» Так я сделал свой выбор. Затем в октябре вступил в Союз немецких офицеров. Вам этого достаточно?
Наконец поездка могла быть продолжена. Дорогу на Ольшану освободили.
Сидя в «мерседесе», Тельген познакомил лейтенанта с работой дивизионного уполномоченного и коротко рассказал о себе.
Из рассказа Тельгена стало известно, что вокруг котла действуют две группы движения «Свободная Германия»: одна при 1-м Украинском фронте во главе с лейтенантом Бернтом фон Кюгельгеном, вторая — при 2-м Украинском фронте, возглавляемая полковником Луитпольдом Штайдле, являющимся одновременно вице-президентом Союза немецких офицеров.
В группу полковника Штайдле входили, в частности, подполковник Бехли, а также члены правления Союза немецких офицеров майор Бюхлер и обер-лейтенант Рёкль, в группу Кюгельгена — майор Энгельбрехт. Каждому уполномоченному комитета при штабе фронта подчинялись трое уполномоченных при армии, а каждому из этих троих — трое дивизионных помощников. Связь между всеми членами комитета «Свободная Германия» осуществлялась с помощью курьерской почты, которая шла от уполномоченного фронта через уполномоченных армии к дивизионным помощникам, и наоборот.
К утру они прибыли в Ольшану. Вскоре начались допросы военнопленных. Хахт работал с большим усердием, стараясь действовать как можно убедительнее. Он знал, что для него это было своего рода пробным испытанием.
Еще до обеда Тельген с удивлением узнал, что Хахту удалось уговорить двух военнослужащих, рядового и унтер-офицера, обратиться к Ахвледиани с просьбой направить их в расположение немецких войск для ведения агитационной работы. Майор был доволен Хахтом. Теперь он мог уже поручить лейтенанту более ответственную работу. Этой работы с каждым днем становилось все больше. Первая попытка немецкого прорыва из окружения провалилась, но бои продолжались с неослабевающей силой.
10
Дни после провала широко задуманной операции немецких войск по прорыву и деблокированию были использованы командованием группы армий «Юг» для подготовки новой операции с аналогичными целями. Генерал-фельдмаршал Манштейн, невзирая на необычайно тяжелые потери, отдал приказ бросить в наступление в районе Гизино еще одну танковую дивизию, тяжелый танковый батальон и два дивизиона самоходно-артиллерийских установок в направлении деревни Лисянка. Кроме того, он перебросил три танковые дивизии из района Толмача на тридцать километров северо-западнее, в район Ерки, откуда они также должны были совершить прорыв к Лисянке. Одновременно в котле с целью прорыва через Шандеровку к Лисянке в район Стеблева были стянуты крупные силы. Вся эта передислокация войск преследовала цель вывести из окружения оба находившихся там корпуса и одновременно перерезать коммуникации советских частей, сражавшихся в районе Рыжановка, Лисянка, Звенигородка. В связи с этим главный штаб группы армий «Юг» перенес центр тяжести своих операций на западное внешнее кольцо окружения советских войск.
Командование обоих Украинских фронтов, координируемое маршалом Жуковым, приняло соответствующие контрмеры. Основное внимание в данной ситуации наряду с обеспечением безопасности внешнего кольца окружения придавалось сокращению фронта вокруг котла, подготовке войск непосредственного окружения к нанесению решающего удара, расщеплению и окончательному сдавливанию котла с помощью концентрических атак со всех сторон.
В эти дни действующее на территории котла партизанское соединение Рыжего систематически координировало свои действия с операциями Советской Армии. В соединение входили партизанские отряды имени Боженко, «Истребитель» и имени Шевченко. Еще до полного окружения немецких войск Рыжий действовал в полном контакте с регулярными советскими войсками, уничтожая в тылу противника мосты, линии коммуникаций, военную технику и живую силу, в особенности в тех соединениях, против которых был направлен удар советских войск. После окружения обоих немецких корпусов отряд Рыжего в результате крупной операции уничтожил немецкий гарнизон в Таганче, в пятнадцати километрах к северу от Корсуня. Вскоре после освобождения им пятисот пленных в Корсуне Рыжий в тесном взаимодействии с частями 27-й армии стал наносить сокрушительные удары по немецким частям на территории котла. После 4 февраля отряду имени Шевченко удалось наконец в двадцати пяти километрах севернее Корсуня соединиться с 206-й стрелковой дивизией, в то время как отряды «Истребитель» и имени Боженко, действуя в тылу окруженных немецких войск, помогли этой дивизии успешно завершить наступление на Таганчу.
В это же время три других партизанских отряда, действовавшие на территории котла, также повысили свою боевую активность. Они сообща ликвидировали немецкую комендатуру в Бужанке, помешали
