недобросовестность перехлестнет энергию главного инженера — завод захлебнется. И надолго. Завод должен иметь перспективу…
Дверь в кабинет приоткрылась. В щель просунулась голова Филиппа. Донесся нервный голос секретарши, Гены Казимировны:
— Нельзя туда, нельзя туда… Там совещание! Какое безобразие!
— Разрешите, Роман Александрович. Я на минутку, — поспешно произнес Филипп, склоняясь головой к дверному косяку. Создавалось впечатление, что его тянут за руку, выуживая из кабинета.
— Что это за цирк?! — прорычал Корнев. — Вы не видите, черт возьми, я занят?
Мощный голос директора утроил силы секретарши. Голова Филиппа исчезла. Дверь захлопнулась…
— Я непременно обо всем доложу Роману Александровичу… Я ведь передавала телефонограмму! Выполнение плана! Представляете, что вы наделали?!
В приемную вошла полная гражданка в глухом синем платье. Филипп вспомнил: это начальник отдела кадров. У гражданки был довольный и сытый вид хозяйки.
— Что с вами, Гена Казимировна? Вы чем-то расстроены?
— Да вот… Передавала телефонограмму. Ориентировочное выполнение по номенклатуре… А этот молодой человек подходит и нажимает на рычаг. Представляете? Ваши сведения неверные, говорит.
Женщина в глухом синем платье окинула Филиппа гордым взглядом.
— Что это за своеволие, молодой человек! Здесь вам не вуз!
Филипп вытащил из кармана платок и высморкался.
— Я вспоминаю. Я была против его трудоустройства на нашем заводе. За него ходатайствовал директор.
Женщина удалилась за пухлую дверь директорского кабинета. «Откуда столько спеси у этих начальников кадров? Что они по существу? Фиг! Должны же они понять, что дело не в начальниках, а в кадрах».
Из-под стола Гены Казимировны вылезла большая рыжая кошка. Филипп взял ее на руки.
— Это ваша?
Секретарша перелистывала пухлую пачку сводок.
— То, что вы натворили за три минуты, порядочному человеку хватило бы на год.
— Не обижайте техническую интеллигенцию. Мы мозг прогресса!
— Вы не мозг, вы, простите за выражение…
— А кто я?
— Вы… спинной мозг прогресса.
— А вы хороший человек, Гена Казимировна. Мы с вами все равно поладим. Потом. Когда разберемся… И тогда я обязательно узнаю, почему вас зовут Гена Казимировна, а не Генриетта Казимировна…
Секретарша улыбнулась и вздохнула. Вероятно, что-то вспомнила.
— Кстати, спинной мозг — это серая масса. Понимаете, серая. Я — против!
Кошка урчала, податливо выгибая спину под ладонью Филиппа. В канцелярию входили какие-то люди, что-то спрашивали, что-то брали, звонили, узнавали, когда освободится директор, интересовались каким-то Фомичевым, Лузгиным. Секретарша отвечала. Люди уходили, возвращались… Филипп провожал их взглядом, не переставая водить ладонью по мягкой, дрожащей от удовольствия кошачьей спине. Но вот дрожь прекратилась. Розовые фетровые ушки поднялись и развернулись в сторону черной дощечки «Директор». Из кабинета вышел Корнев. Кошка соскочила с колен Филиппа, подбежала к директору и стала описывать «восьмерки», оставляя на брюках рыжую шерсть.
— Вы что здесь самоуправничаете?! — тихо произнес Корнев. Его зеленые глаза вытянулись в узкие щелки.
«Кадровая дама нафискалила», — подумал Филипп и встал.
— Он хотел видеть вас, у вас было совещание…
У Гены Казимировны было доброе сердце.
— Выгораживаете?! — сказал директор. — Значит, Федоровой приснилось?
Гена Казимировна смутилась. Филипп вытащил из кармана тетрадку и шагнул к директору.
— Вот расчеты! Можете убедиться сами, — торопливо проговорил он.
Корнев нехотя взял тетрадку: ему было некогда. На обложке четко выделялась надпись, сделанная красным карандашом: «Ура! Даешь заводской план! Семилетку в девять месяцев! Прочтешь — поймешь!»
— Что это за абракадабра?!
Филипп смутился: «Чертов Стас. Его затея! Заинтересовать директора лозунгом. „Напишем что-нибудь страстное. А то конец месяца, он и разговаривать не станет“. Несерьезно как-то все».
Но директор уже механически перевернул обложку. (Стас оказался психологом.) На первой странице было начертано: «Выводы». Сразу! Без всяких доказательств. На языке телеграмм (тоже идейка Стаса). Доказательства шли потом, каскадом цифр и формул.
Корнев пробежал глазами «Выводы», посмотрел на Филиппа.
— Гена Казимировна, запишите начерно выговор контрольному мастеру ОТК Круглому. Инициалы спросите у него сами. За нарушение трудовой дисциплины. Кстати, вы все же передали телефонограмму?
Филипп отступил. В груди по-сумасшедшему суетилось сердце, словно хотело выскочить через горло. Два выговора за один день! Не много ли?
— Вы можете понадобиться. Подождите здесь, — сухо сказал директор и вернулся в кабинет.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Левка Гликман показывал фокусы: «Навуходоносор… Брамапутра… Закройте глаза и считайте до трех…» «Клиенты» закрывали глаза и считали.
Левка творил чудеса. В руках «клиентов» угрюмый король превращался в дамочку. Потом ту же дамочку находили во внутреннем кармане пиджака тощего техника-чертежника Вальки Шатько по прозвищу Рейсфедер. Рейсфедер тупо озирался и не верил.
Женя Маркелов оперся на рейсшину, как на средневековый меч, и предлагал разоблачить Левку. Ехидным голосом. Левка заводился с пол-оборота. Он подскакивал к Жене и кричал: «Ну как? Ну как?» Маркелов поднимал меч-рейсшину и молча отпихивал от себя возмущенного факира. Зрители были недовольны. Они требовали продолжения зрелища. Левка стихал и продолжал фокусы. Он их называл «опыты».
В основном опыты были затеяны ради Нины. Это была Левкина метода! Он уже жалел о том, что утром сухо поздоровался с Ниной, строя из себя оскорбленного герцога. Теперь трудно было восстанавливать дипломатические отношения. И дернуло же его! Еще подумает, что он ревнует ее к Филиппу!
Нина сидела за дальним столом, рассматривала карту напряжений какого-то прибора и на Левкины опыты обращала ноль внимания.
— Навуходоносор! — бормотал Левка. — Где же он?
Рейсфедер осторожно ощупывал свои карманы. Левка замер. Секунду прислушивался к внутреннему голосу и, засучив рукава, направился к дальнему столу.
— Его величество здесь! — отчаянно крикнул Левка.
Нина подняла голову от чертежей. Ее мысли были далеко и от карты напряжений, и от того, что происходило сейчас в отделе. Левка снова пробормотал какую-то чушь и из-под разложенного на столе листа извлек карточного дядьку с дремучей бородой. Масти треф! Довольные зрители переглядывались.
— Сеанс окончен. Факир работает над собой, — оповестил Левка и оседлал стул. — Слушайте,
