— Чья это подпись?
— Круглого.
— Я оставлю их у себя.
— Нет-нет. Я принес только показать.
— Перепиши номера, а наряды отдай, — посоветовал Лузгин. — Пусть он их положит на место. Как лежали.
— Вы… за кого меня принимаете?!
— Ну, хватит! — прикрикнул Терновский. — Иди, иди…
— Отдайте наряды! Это нечестно!
— Убирайся! — Терновский привстал. — Здесь не детский сад! Наряды будут у меня, пока не разберусь… Ну!
Маркелов выскочил из кабинета.
— Далеко пойдет… Не дай бог иметь такого в отделе, — произнес Лузгин. — А кто этот Круглый?
— Тот самый, что поднял шум вокруг ПОА. Настырный малый. Ничего, обломаем…
— Ты, Виктор, тоже хорош… Не мог прикрутить хвост сопляку. Квартальной премии из-за него лишились.
— Я тут ни при чем… Его директор поддерживает. Это он Круглого прислал в отдел.
Лузгин встал и принялся ходить по кабинету. У банки с рыбами он остановился и слегка побарабанил по стеклу.
— Что ж это директор разных проходимцев на такую должность принимает? Разреши-ка, я перепишу номера нарядов…
Лузгин аккуратно сложил листочек, спрятал в портмоне и вышел.
Терновский заглянул в лабораторию. Никого. Только уборщица передвигала стулья. Короткий день, суббота…
Когда долго ждешь и это свершается — будто не было никаких ожиданий. Странная человеческая натура. Филиппу казалось, что Нина никуда и не уезжала… Таллин? Где этот Таллин? Разве есть на свете Таллин? Теперь ничего нет, кроме арки Главного штаба и улицы Герцена… Теперь на свете ничего нет, кроме Невского проспекта… Кроме улицы Бродского…
Так они шли, и Филипп не замечал пройденного. Оно исчезло! Филипп жил настоящим.
А теперь на свете ничего нет, кроме зала Филармонии и двух кресел — номер 84 и номер 85… Это любимые места Нины. На заводе билетный кассир всегда оставлял их ей. Отсюда можно видеть лицо дирижера. Вы когда-нибудь видели лицо дирижера, когда оно живет музыкой? Нет? Тогда возьмите билеты на хоры, именно на эти места…
— Знаешь, кто сидит рядом с нами? — проговорила Нина, когда они прошли последнюю колонку. — Левка Гликман! Билеты принесли к нам в отдел.
Филипп не успел отреагировать.
— И вы тут?!
На лице Левки было неподдельное изумление. Актер!
Возле Левки стоял Стас. Этого Филипп не ожидал. Он знал натуру Стаса, у которого был иммунитет против музеев и филармоний.
— Не пропадать же билету. Пришлось выручать Левку, — небрежно проговорил Стас, оправдывая свое появление на хорах.
— Ну?! — удивилась Нина. — Я думала, что ты любитель. Помнишь, ты мне рассказывал о Бостонском симфоническом оркестре…
— Врал для вдохновения! — отрезал Стас.
Внизу, на сцене, музыканты настраивали инструменты. Люди рассматривали зал, оглядывались, разговаривали, передавали друг другу программки. Но вот полным светом вспыхнули все восемь люстр — они напоминали перевернутые новогодние елки, — и к пульту сквозь ряды музыкантов уверенно прошел очень высокий и худой человек. Сверху зал казался озером, на которое обрушился дождь — мелькающие в аплодисментах ладони напоминали фонтанчики от падающих капель….
Дирижер поклонился и, не дождавшись конца аплодисментов, повернулся к оркестру и поднял руки. С хоров было видно его худощавое, вытянутое, бледное лицо. Зал притих…
Чуть дрогнули пальцы… Неуверенно и тихо раздались первые звуки… Все настойчивей и настойчивей. И вдруг в светлую высоту зала взметнулся чистый голос трубы… Взметнулся и застыл. Словно потерялся…
Филипп посмотрел на Нину. Она улыбнулась в ожидании предстоящего. В рука у Левки была программка. Филипп взял ее и прочел. «Скрябин. Поэма экстаза».
…Нина слушала, прикрыв ладонью глаза. Левка и Стас о чем-то шептались. Левку, кажется, интересовало количество колонн в зале. «Кретины! Вам бы на ипподром ходить!» — подумал Филипп. И вдруг все словно провалилось в пустоту. Филипп увидел Киру.
Она сидела, положив подбородок на кулачки, а кулачки на красный бархат балюстрады. Рядом сидели трое ребят и две девушки. Консерваторская братия. Первокурсники. Филипп их знал. Они учились вместе с Кирой. Тот, в очках, что сидит позади нее, влюблен в Киру. Безнадежно!
Каким это казалось далеким! Кира ему звонила не сколько раз. Филиппа все не было дома. Он пропадал на заводе. Она звонила и вчера, вероятно хотела пригласить в Филармонию. Феликс Орестович рассказал ей про Нину. «По-моему, девочке стало дурно», — сообщил он Филиппу. Не то с сожалением, не то с облегчением. Непонятный старикан. «Девочка должна знать правду». И какое ему дело?!..
…Кира поднялась с места. Филипп оглянулся. На люстрах притушили огни. Антракт.
Левка и Стас прошли вперед. Нина гулять не хотела, ей нравилось сидеть в опустевшем зале. Но Филипп попросил, и Нина согласилась.
Люди гуляли в фойе строго по кругу. Оглядывали встречных, рассматривали портреты на стенах. В небольшой комнате рядом с фойе стояла скульптура Баха — композитор сидел за органом.
— Обрати внимание на его пальцы, — шепнула Нина.
— Бах на работе, — голос Левки осекся.
Нина оглянулась. На лице Левки замерла улыбка, он с любопытством разглядывал красивую девушку в голубом свободного покроя платье. Она стояла, прижав к груди красную плоскую сумочку. Девушка смотрела на Филиппа.
— Твоя знакомая? Нет-нет… слева, — проговорила Нина.
Филипп посмотрел и кивнул девушке. Та глядела на Нину.
У дверей в фойе их догнал парень в очках. Нина вспомнила: он стоял возле красивой девушки в голубом платье. Парень прихватил Филиппа за локоть. Щеки парня раскраснелись. Он волновался.
— Филипп, вы извините, но я должен сказать вам… что вы негодяй… Да, да! Это лично мое мнение…
Филипп растерялся.
Парень хотел что-то сказать еще, но перед ним выросла фигура Стаса.
— Мой мальчик… Сходи по-маленькому и ложись спать!
— А вы… хулиган, вот!
— А по соплям? — поинтересовался Стас.
Кира подбежала к парню в очках:
— Мишка! Как тебе не стыдно? Дурак, ненормальный…
Люди оглядывались. Кира не договорила и, расталкивая публику, быстро ушла.
В толпе возмущались: «Мало им Невского… И где — в Филармонии!» Стас повернулся к любопытным:
— Ну, а теперь, тетки, на Вагнера… Вас ждут флейты и чувства! Не надейтесь, драки не будет!
Толпа расступалась, пропуская в одну сторону четверку с хоров, а в другую — обалдевшего от любви и собственной храбрости близорукого первокурсника Мишу.
Они поднялись на свою верхотуру. Места — 84, 85, 86 и 87. Нина держала себя так, будто ничего не
