— Свадьба, что ли? — спросил Кирилл.
— Ага. Лиса женится, — серьезно сказал парень из механического цеха.
— Что я, дурак? Мне и в холостяках неплохо. — Лисицын похлопал ладонями о пиджак, стряхивая пыль.
— А ты все с этой ходишь? С Веркой-намотчицей? — спросил Кирилл.
— Ходишь! Чуть папой не стал.
— Вот дает! — восхищенно произнес Машкин. — Смотри, Лиса, подзалетишь.
— Это я подзалечу? — Лисицын засмеялся. — Однажды умора была…
— Я вижу, вы тут знатоки собрались, — прервал Кирилл. — По поводу чего же банкет?
— Сейчас узнаешь, не торопись. — Лисицын сорвал колпачок и налил в стаканчик. — Так вот, я не хотел объявлять заранее. Мне сегодня двадцать стукнуло.
— А я думал, тебе семнадцать, — сказал парень из механического цеха.
— Это потому, что он худой. Худые всегда моложе кажутся, — проговорил Кирилл. — Ты, Лиса, сколько весишь?
— Пес его знает. Не летаю, — значит, тяжелее воздуха, — отшутился Лисицын. — Поздравьте же меня, гады.
Ребята потянулись к нему картонными стаканчиками.
— Молодец, Лиса, не зажал день рождения, — сказал Машкин, хрустя огурцом.
— А чего зажимать? — согласился Лисицын. — Сомневался, что Кирилл подойдет, а он молоток. Ну как там, Кирилл, в институте? Ничего ребята?
— Люди ничего, приятные, — ответил Кирилл. — Много молодых вроде нас. У них там отдел есть, жароустойчивые смолы разрабатывают. Я вот думаю, не поступить ли мне учиться в институт. Или в техникум. Приятно, когда в башке шарики шевелятся. Давай теперь за родителей. У тебя, Лиса, есть родители?
— Есть, — ответил Машкин. — Его батя — парикмахер. Да, Лиса?
— Ну и что? — Лисицын насторожился.
— Ничего, — спокойно ответил Машкин. — Я у него полубокс сделал.
— Парикмахер так парикмахер, — согласился Кирилл и поднес к губам стакан. Запах водки вновь прошиб его глубокой судорогой. Он пересилил себя и выпил. По телу расползлась приятная теплота. — А ты, Лиса, почему такой маленький. Худой какой-то. Болел, что ли?
— Нет. Это его батя в парикмахерскую опаздывал. Спешил, да, Лиса? — Машкин захохотал.
— Пошляки вы, ну и пошляки! — Кирилл достал из банки кильку.
— Вот гад, жрет мое угощение да еще обзывается! Ну что? По пивку ударим? — спросил Лисицын.
— Я больше не стану. Мне надо вкладыш фрезернуть. — Кирилл тряхнул головой, разгоняя одурманивающую тяжесть.
— Ну вот еще! — возмутился Лисицын. — Значит, ты меня не уважаешь? Я, может, специально подогнал день рождения к твоему приходу из института, а ты… Друг, называется!
— Ладно, — уступил Кирилл. — Наливай, если ты такой принципиальный.
Лисицын разлил пиво, плеская мимо стакана на грязный ящик. Они уже не приглушали голоса, заслышав поблизости чьи-нибудь шаги. Им было хорошо сидеть под лестницей, рассуждать о жизни. Они были взрослыми, самостоятельными людьми.
— Слушай, а ты кто такой? — В поле зрения Кирилла попался парень из механического цеха.
— Ты спятил? — обиделся парень. Он казался самым трезвым. — Спрашивает, кто я такой?
— Ты извини меня. Видимся мы с тобой часто, здороваемся. А как тебя зовут, я не знаю.
— Валька он, Валька! — Машкин сел на ящик, прислонясь к стене, и закрыл глаза.
— А я тебя знаю. Ты сын Павла Егоровича, — проговорил парень из механического цеха. — Лучшего мастера завода, верно?
— Гад он, — пробормотал Лисицын.
— Ты говори, да не заговаривайся, понял! — Кирилл поставил на ящик бутылку пива.
— Гад и есть! — радостно повторил Лисицын.
— Ты отца его не трогай, — вступился Машкин. — Пусть и гад, да он ему отец.
— И механик классный, а не какой-нибудь там парикмахер, — счел необходимым вставить парень из механического.
— По-твоему, парикмахер не человек? — высоким фальцетом выкрикнул Лисицын. — Его люди уважают. Не то что некоторых. Гад он, твой Павел Егорович!
— Я тебя сейчас разукрашу, сморчок! — Кирилл придвинулся к Лисицыну.
— Только тронь попробуй! Ты сам-то чего из бригады ушел? Потому что они сволочи, крохоборы. И твой отец, и Сопреев, змея подколодная. Шептун, гад… Еще людей судят. Степанова премии лишили и разряд понизили. Может быть, этот Степанов и пил оттого, что в бригаде у него такие же прохиндеи, как и твой батя. Выгодные заказы — Алехину, за границу в командировку — Алехина, сверхурочная халтура — Алехину. У других мастеров учеников полно, люди добром вспоминают, а у твоего? Родного сына и то турнул. Думаешь, мы слепые-глухие, да?
— Дурак ты, Лиса. Что ты понимаешь? Может, у него характер сложный! — заорал Кирилл. От водки и гнева мысли с трудом ворочались в его голове.
— А я плевал на его характер! — не унимался Лисицын. — А раз ты советский человек, что ты должен делать? Помогать товарищу! Что еще?
— Не пить на работе, — сказал Кирилл.
— Вот гад. Сам пил, а теперь оговаривает! — вновь возмутился Лисицын. — Вот уж точно сын своего папаши…
Кирилл тяжело, всем телом навалился на Лисицына. Парень из механического цеха оттолкнул Кирилла.
— Иди ты… Не мешай спать, — пробормотал Лисицын, не поднимаясь.
Машкин тоже улегся на ящик и сложил руки под щекой.
— И этот свистит в обе ноздри, — сказал парень из механического цеха. — Давай хоть с тобой потолкуем.
— Ну вас к черту, алкоголики! — пробурчал Кирилл и выбрался из-под лестницы.
Казалось, что ступеньки мягко выгибаются под его шагами, проваливаются вниз. Кирилл цеплялся за перила и старался держаться ровней. Он понимал, что в таком виде его появление в цехе нежелательно. Надо было проспаться под лестницей. Это — самое разумное.
Обогнув первые верстаки, Кирилл наскочил на стоящего к нему спиной начальника цеха. Пробормотав извинение, он постарался пройти мимо, но Стародуб ухватил его за рукав.
— Ну что, Кирюша, подобрал изоляцию? Если вы температурную наладите, бо-о-ольшое дело сделаете… — Стародуб смолк, изумленно глядя в бледное лицо Кирилла.
— Можно идти? — Кирилл смотрел на светлые волосы начальника цеха. — А вы, Иван Кузьмич, линять вроде стали…
— Линяю, линяю… — Стародуб придержал парня за рукав. — Ну, молодец. Водку, значит, употребляешь?
— Я? — возмутился Кирилл. — С чего вы взяли? — Рванув рукав, он пошел дальше, едва различая в зыбком тумане решетчатую стену станочного участка.
Кирпотин уже орудовал у станка, подбирая режим обработки.
— Ты, Алехин, сам поработай, а я подстрахую, — сказал Кирпотин, когда Кирилл приблизился. — Лады?
— Лады, дядя Саша, — проговорил Кирилл. — Вообще-то, вы парень свой. Я к вам, дядя Саша, претензий не имею. Вы хороший человек, дядя Саша, верно?
Павел схватил сына за плечо и резко встряхнул.
— Ты чего? Больно ведь! — Кирилл поморщился, склоняя голову набок.
Павел молчал, глядя в тусклые, бездумные зрачки сына.
