Звонок звонил не переставая.
«Не терпится им, не терпится». Клямин подошел к двери и крикнул:
– Женщина есть среди вас?
– Какие женщины, гад?! – донесся хриплый голос плешивого Ефрема. – Совсем свихнулся на этом деле?
Клямин открыл дверь.
– Тю, – сказал он разочарованно. – Думал, за мной пришли, а я голый.
– За тобой и пришел, – проговорил Ефрем. – Забыл, что ли? Сам хотел с хозяином повстречаться.
– Ах да… Ну проходи, Плешивый. Что, дождь идет?
Ефрем вошел в прихожую, сбросил мокрый плащ. Коренастый и крепкий, он был похож на бетонную уличную тумбу.
– Испугал ты меня: думал – опять сбежал… Здорово!
– Проходи, располагайся, я пойду оботрусь.
Оставляя на паркете влажные следы, Клямин прошлепал в ванную.
– Жрать будешь, Плешивый? – крикнул он, обтираясь мохнатой простыней.
– Буду! – крикнул в ответ Ефрем. – А что есть?
– Найдем. Я тебе яичницу могу сварганить. Из пяти яиц.
– Что я – слон? – возразил Ефрем. – Такое скажешь. Лучше всмятку парочку. У меня брюхо не в порядке.
– Ну! А я думал – ты железо жрешь.
Так они перекидывались сквозь дверь, пока Клямин не вышел из ванной.
– Брюхо, понимаешь, барахлит. Язву нажил. А был и точно как слон.
– Ты и сейчас вроде не цыпленок.
– Ну-у-у… Против прошлого – тьфу! – вздохнул Ефрем, приглаживая венчик коротких волос. – У меня тоже такой халат есть, только в полоску… А что ты босой-то?
– Шлепанцы в машине оставил. А старые не держу, выбрасываю. Сейчас оденусь.
– Давай, – согласился Ефрем. – Время еще есть. Нас к восьми ждут. На Южном шоссе, у пляжа.
Откинув створку шкафа, Клямин стал выбирать белье.
– Журнальчики у тебя есть – полистать? – спросил Ефрем.
– А ты грамотный?
– А то, – обиделся Ефрем. – Шесть классов одолел… Только мне журнальчики. Чтобы не читать, а смотреть.
– Таких не держим.
Ефрем недоверчиво хмыкнул:
– Конечно, тебе и так от баб покоя нет.
– А ты страдаешь?
– Почему страдаю? Деньги есть. – Ефрем поплелся за Кляминым на кухню. Оставаться в комнате ему было скучно.
Клямин привычно и уверенно принялся готовить завтрак. Все у него было под рукой…
– Красиво работаешь, – сказал Ефрем. – А я с маманей живу.
– С маманей, значит, – повторил Клямин.
– С ней. Семьдесят три года, а бегает, как девчонка. Хорошо у тебя тут. Слушай, впустишь меня к себе, а? Пока раскручивать срок будешь.
– Живи. Если не опечатают квартиру.
– Устроим как-нибудь. Хозяин провернет, я попрошу… А то маманя мне вот где сидит. Без конца скулит, жалеет, будто другие лучше меня, – вздохнул Ефрем.
– А ты ее прихлопни. Раз! Утюгом или что под рукой. Такую древнюю старушку можно и в форточку выдуть. Дело техники.
Ефрем какое-то мгновение оторопело смотрел на Клямина. Зрачки его маленьких глаз сузились, оледенели. Он встряхнул головой и хмыкнул раз, другой, потом засмеялся, показывая корявые зубы.
– Скажешь тоже… Маманю! Так она ж меня породила! – выкрикнул Ефрем. – Хоть и стерва, скажу честно. Из-за нее и с женой разошелся, хорошо, детей не было.
– И на стороне не было?
– А черт их знает, может, и бегают где. Я почти всю страну сгастролировал. Теперь стар стал, пятьдесят второй двинул. Всякого повидал… Ты ни разу не сидел?
– Нет. Впервые собираюсь.
