– Привыкнешь. Я тоже вначале пугался. Привык… Курить есть?
– Возьми. В ящике. – Клямин кивнул, не отрываясь от работы.
– Вообще-то я не курю. Из-за язвы. Но что-то захотелось. – Ефрем выдвинул ящик и присвистнул с восхищением. – В глазах рябит. Не знаю, что выбрать.
Яркие разноцветные пачки устилали ящик, испуская тугой табачный аромат.
– Да бери хоть все, – отозвался Клямин.
Масло с шипением растекалось по днищу сковородки. Он добавил лука и поперчил. На соседней конфорке варились яйца – заказ Плешивого. Надо было поглядывать на часы, чтобы яйца не затвердели, а были в самый раз… В то же время Клямин исподтишка жадно рассматривал Ефрема. Тот держал сигарету в сильных коротких пальцах, поросших рыжим пушком, и, с наслаждением затягиваясь ею, прикрыл маленькие глазки толстыми припухлыми веками. Временами из лениво приоткрытого рта без усилий вываливался сиреневый дым. Антон обратил внимание на уши Ефрема. Крупные, островерхие, прижатые к круглой башке…
– Кто это к тебе вчера приходил? Гнида какая-то, – проговорил Ефрем. – Виталий беспокоился, что за человек. Вроде ты его впервые видел.
– Знакомые прислали денег одолжить.
– Одолжил?
– Одолжил, – признался Клямин.
– А мне так хрен кто одалживает, – хмыкнул Ефрем. – Если силой возьму, тогда одалживают.
Клямин усмехнулся, расставляя на столе тарелки.
– Пить будешь? Коньяк есть, водка, джин, – предложил Клямин.
Ефрем согласился на водку. Да и язва его к водке привычнее. Вот весной он не стал бы пить – боли бы начались. А осенью ничего, можно.
Клямин налил ему стакан водки. Сам пить отказался: ему сидеть за рулем, да и для разговора с Серафимом нужна трезвая голова.
– Слушай, откуда такие башковитые люди берутся, а? – проговорил Ефрем. – Года на два он меня старше. А кто я и кто он!
– Не в возрасте дело, – возразил Клямин. – Я младше тебя. А умнее раз в двадцать.
– Ох, скажешь! Раз в двадцать, – надулся Ефрем. – У тебя сколько классов?
– Ладно. Пей, ешь. Гость мой ненаглядный!
Ефрем поднес водку к своему толстому перебитому носу, понюхал, запрокинул голову, раскрыл рот колодцем и, придерживая стакан на расстоянии, стал медленно наклонять его. Гладкая струя подобно стеклянной палочке соединяла Ефрема со стаканом. Клямин не скрывал изумления. Он впервые видел, чтобы так пили водку.
– Ну и заправка! Где ты так насобачился, Плешивый?
Тот вернул на стол пустой стакан. Ни единый мускул не дрогнул на его лице. Снисходительным взглядом окинул он Клямина.
– Да, – признался Клямин. – Пожалуй, я не умнее тебя, беру слова обратно.
– То-то же! – самодовольно воскликнул Ефрем и тронул пальцем свой кадык: – Эта штука у меня двигалась?
– Нет вроде. Я не обратил внимания.
– Не обратил внимания, потому что не двигалась. Лил, как в раковину, на одном дыхании. Знаешь, сколько я тренировался? – Ефрем взял яйцо и разбил ногтем скорлупу. – Ты тоже молодец, сварил как надо, – милостиво обронил он, желая отметить что-то хорошее и в Клямине. – Хозяин очень любит этот фокус. – Ефрем кивнул на стакан. – Иногда специально вызывает меня к гостям – демонстрировать. А то и раза два за вечер вызывает, если гости требуют.
– И ты едешь? – Клямин уписывал яичницу.
– А то! Там такая жратва – про язву забываю.
– За что ты так предан Серафиму? На такие подвиги идешь ради него.
Ефрем повернул свою чугунную голову и посмотрел на Клямина. И вновь его зрачки оледенели.
– На какие такие подвиги? – проговорил он, придерживая ложечку у рта.
Приподняв пустой стакан, Клямин со значением тренькнул им по бутылке.
– А-а-а, – ухмыльнулся Ефрем. – Хитер ты, Антон, хитер. На слове не поймать.
– Ты что имел в виду? – прикинулся Клямин.
– Сам знаешь. Много болтаешь, Антон, я тебе скажу. Хозяин уже обратил внимание. Про Мишку горбоносого всех расспрашиваешь. Я к тебе хорошо отношусь… Попридержи язык, к добру не приведет, хуже будет.
– Куда уж хуже, – подмигнул Клямин. – Сесть должен на срок.
Просторная плешь Ефрема забурела от выпитой водки. Щеки покрылись красноватым налетом, сквозь который пробивалась паутина капилляров…
– Хуже? – хмыкнул Ефрем. – Можно там и остаться. У хозяина руки длинные. Зароют где-нибудь на
