— Он родился на свет левой ногой вперед, — говорят они.
Но Блемска хорошо знает, чего он хочет. Его Фриц вот уже второй год учится в городе на слесаря.
— Пусть всякие фон-бароны отыскивают себе в другом месте погонщиков для своих волов. Я им товар поставлять не буду, — так говорит Блемска.
Марта Блемска тоже поступила в городе в няньки.
— Пусть даже дети пока ничего не зарабатывают, начнут же они когда-нибудь зарабатывать. Мои кости согнулись на службе господину высокородному кобелю. Согнуть кости моих детей я ему не дам. Вы меня знаете.
Фрау Блемска все еще прихварывает. В свое время Блемска углядел ее как «живые мощи» в женской бригаде и женился на ней.
— Но сколько я ее ни раскармливал, все без толку. Она только тогда и отращивала брюхо, когда ждала ребенка. Трое у нее, правда, сразу померли, когда увидели, что от этой матери много не получишь.
Младшенькая, Марта, совсем ее высосала. С тех пор у Минны в глазах поселилась вечная грусть, а передник ее часто бывает мокрым от слез.
— Живет она у самой воды, вот и приходится мне время от времени подсыпать вагонетку сухого шлака.
Да, Блемска частенько выполняет роль шлака. Но и в его деревянных башмаках есть одно местечко, где уже завелся жучок-древоточец.
Господин фон Рендсбург, владелец имения, и господин барон фон Рендсбург, владелец шахты, — двоюродные братья.
— Боюсь, ты принял к себе на шахту человека, который уже перепортил мне все стадо. Ну что ж, желаю радоваться. Тебе, может, так и нужно: держать динамит в твоей дыре?
Господин барон на другой же день вызвал к себе директора.
— В последнее время мы приняли кой-каких новичков. До меня доходят, к примеру, разговоры о некоем не то Бемске, не то Бремске. Говорят, он с радикальными завихрениями? Присмотрите за ним как следует.
— Хороший работник, — докладывает директору оберштейгер, — за двоих тянет.
— Коли так, дружище, держите его. Но если вы заметите что-нибудь противоположное… я хочу сказать, камрад, вы и сами знаете, какую искру еще можно затоптать, а какую уже нет.
Снег тает, с появлением первых червяков заводят свою первую песню дрозды. Повсюду лужи и журчащие ручейки. Набухает маленькая деревенская речушка, вода в ней поднимается, заливает луга, угрожающе подступает к полям, где посеяны озимые.
Управляющий наряжает Лопе на очистку канав. Лопе берет с собой лопату и скребок. Кроме того, он берет завернутые в платок Библию, Псалтырь и Катехизис. Во время работы ему придется часа на два отлучиться — сходить на урок к пастору.
Лопе вонзает лопату в переливистую струю. Он достает со дна жидкую грязь и перебрасывает ее через край канавы. Раскрытый Катехизис лежит среди первых зеленых побегов. Ветер шелестит его листами. Лопе кладет камушек между раскрытыми страницами.
«Просьба четвертая: хлеб наш насущный даждь нам днесь. Что сие означает? Ведь господь и без нашей просьбы дает хлеб насущный также и злым людям, в своей же молитве мы просим его о том, чтобы он дал нам это узнать и чтобы мы с благодарностью приняли хлеб наш насущный из его рук. А что означает насущный хлеб?»
Лопе приходится сперва посмотреть в книге, что сие означает. Господи ты боже мой, никак он не может запомнить это место. И снова он выуживает и выгребает ил, и снова, пузырясь и чавкая, ил стекает с его лопаты.
«Все, что удовлетворяет потребности нашего тела, как-то: пища, питье, платье, обувь, жилище, двор, пашня, скот, деньги, имущество, благочестивый супруг, благочестивые и милосердные правители…» Лопе запинается. Разве у него благочестивые правители? Его милость ходит в церковь, а каждому конфирманту он подарил по Псалтыри. Стало быть, его, пожалуй, можно назвать благочестивым правителем. Лопе стоит, поставив ногу на лопату, и размышляет. Мимо проходит смотритель Бремме. Он кричит:
— Ты что, дожидаешься, пока вода затопит поле?
И Лопе усердно налегает на лопату.
Пятая просьба звучит так: «И прости нам грехи наши, как мы прощаем должникам своим. Что сие означает? В этой молитве мы просим бога, чтобы не помянул нам грехи наши и не отверг нашу просьбу ради них. Ибо мы не достойны того, что просим, и не заслужили…»
«Шлеп!» — круглый камень шлепается в кучу ила и забрызгивает грязью страницы Катехизиса. Лопе глядит на дорогу.
— Фердик Огнетушитель! Фердик Огнетушитель!
Это кричат мальчики, что идут по дороге на урок к пастору. Лопе грозит им лопатой. И продолжает изучать молитвы.
«…а все, что он ни дает, он дает нам из милости, и поелику мы грешим много и грешим каждодневно и достойны наказания, будем же и сами прощать от всего сердца и охотно совершать благодеяния…»
«Шлеп-шлеп-шлеп…» — град камней обрушивается на Лопе. Один камень ударяет его по ноге. Лопе подпрыгивает, и лицо у него искажается от боли. Он поджимает ногу, хватает лопату и, прихрамывая, мчится к дороге.
— Поганцы сопливые! Вы только чуть понюхали, чем пахнет конфирмация, а еще смеете швырять камнями в человека, который скоро пойдет к первому причастию.
— Ха-ха-ха! Развоображался!
Навстречу ему с дороги несется визг, вой и хохот. Лопе замахивается лопатой.
— Ну, берегитесь! Сейчас я вам покажу!
Мальчишки отбегают на несколько шагов и снова останавливаются.
— Подпустите его поближе, — говорит один из обидчиков, — мы с ним в два счета справимся.
И они подпускают Лопе поближе. Лопе бьет первого ручкой лопаты по спине. Тот громко ревет.
— Чего ты ко мне лезешь? Я тебя и не дразнил вовсе. Колоти тех, кто тебя дразнил. Только ты небось и не знаешь кто, дурак набитый!
И Лопе отпускает его с миром.
— Фердик Огнетушитель! Ферднк Огнетушитель! — горланит ватага.
Лопе вслепую машет лопатой. Кто-то обхватывает его сзади за плечи, он вырывается. Двое конфирмантов дергают лопату у него из рук. Он внезапно отпускает ее. Оба шлепаются в грязь. С визгом подбегают девочки. Лопе чувствует на себе взгляд Марии Шнайдер. Ярость его становится еще сильней. Неужели он не справится с этими малявками? Когда ему вот-вот конфирмоваться. Лопе пускает в ход ноги и руки. Они затянули его в толпу и со всех сторон молотят кулаками. Кулаки гулко стучат по спине. Кто-то плюет ему в лицо. Лопе не очень брезглив, но все-таки подносит ладони к лицу, чтобы стереть противно- теплую слюну. Тут они хватают его спереди и сзади, швыряют на землю, прижимают коленями его руки. Двое держат его за ноги, остальные работают кулаками.
— Еще немножко, и будет с тебя, — насмехается чей-то пронзительный голос, — вшивый холуй.
— А кто первый полез? — с трудом произносит Лопе искаженным от боли голосом.
— Он еще и спрашивает, дурак! А кто первый полез с лопатой?
— А камни кто бросал?
— А мы шутили, ха-ха-ха! — И мальчик, придавивший коленями руки Лопе, проводит языком по его лицу.
— Идет кто-то, — доносится голос.
И все разом отскакивают от Лопе и, размахивая узелками, в которых завязаны книжки, бегут прочь. Девочки тоже спасаются бегством. Лопе отыскивает свою лопату. Мария Шнайдер на бегу еще раз оглядывается. По дороге идет Карлина Вемпель и катит тачку, полную вереска. Она глядит прямо перед собой тупым взглядом, трюхает себе потихоньку и не замечает Лопе. Костюм у Лопе весь испачкан. Он
