поспеет… Интересно, это он сам додумался или адвокатша-крыска гонорар отрабатывает?
– Я в тот день была в гипсе и кому-либо угрожать или тем более избивать просто физически не смогла бы, – объяснила я участковому.
Милиционер перебрал исписанные листки и выбрал из них нужные:
– А вот у меня есть показания свидетелей: Крылова Клавдия Петровна проходила мимо площади Тельмана у станции метро «Аэропорт» и видела, как вы выбежали из машины, размахивая пистолетом. Далее… Крылов Дмитрий Алексеевич стоял рядом с машиной и видел, что в ней происходила потасовка… Далее…
– Погодите, остановитесь! – давясь от смеха, попросила я. – У него еще есть двоюродная сестра в Абакане… тоже Крылова. Ее показаний нет?
– Нет. На этом Крыловы заканчиваются. Зато есть некий Злотников Юрий Петрович – он…
– …водитель Роберта Дмитриевича. Соскучился по работе и в воскресенье приехал из Мытищ погулять вокруг памятника Тельману вместе с любимым шефом. Правильно? – догадалась я. – Вам не кажется странным, что пожилые родители Роберта по удивительному совпадению, живя в Царицыне, оказались в один и тот же момент возле моего дома? – продолжила я линию защиты. – И потом… Среди бела дня в самом людном месте все видят, но никто не может обезвредить одну несчастную женщину в гипсе?! Вам не смешно?
Сотрудник, сидевший за столом возле окна, тихонько подхихикивал, но уже на последних словах не выдержал, хлопнул себя по коленям и расхохотался.
– У нас таких заявлений – знаете сколько? От стола до потолка!
– Читаем, как анекдоты, – пояснил реакцию приятеля мой участковый. – А что делать? Надо как-то реагировать, начальство же спросит.
– А вы начальству покажите копии вот этих бумаг, – я открыла папку, – из которых значится, что на гражданина Крылова Р.Д. в Одинцовском районе заведено уголовное дело. К тому же в заявлении, которое вы мне прочли, есть маленький нюанс. Маленький, но очень важный! Пистолет, как пишет «напуганный» свидетель, находился у меня в левой руке. Но, какая жалость, на этой руке в тот момент у меня был гипс. Вот ведь незадача…
– Черт знает что делается… – буркнул под нос молодой участковый. – Мы думали, хоть у вас в шоу- бизнесе такой мерзости нет. А у вас, оказывается, не лучше…
Участковый снял копию с медицинской карты, а потом мы пили чай и обсуждали детективно-любовные истории жителей нашего замечательного района.
К очередному заседанию суда у нас с адвокатом были готовы все справки. Не было только документа, подтверждающего, что я не негритянка. В остальном мы подготовились на славу.
Ребенка я прописала; следствие по избиению продолжалось; машина сменила собственника, а в возбуждении уголовного дела по «растерзанной» няне им отказали.
Теперь все зависело от решения судьи.
При входе в здание суда посетителей встречал внушительный металлоискатель. Сразу за ним стояли два охранника.
Люди входили, звенели и… проходили дальше. Потом выходили, звенели, и снова беспрепятственно. Охранники мирно беседовали друг с другом, не отвлекаясь на непрерывный звон.
«Наверно, они охраняют металлоискатель. Вдруг какой-нибудь посетитель-правдолюб, недовольный решением суда, пнет от злости ногой дорогую конструкцию», – догадалась я, пропуская вперед своего вооруженного телохранителя.
Напрасно он волновался, намереваясь оставить пистолет в машине. В здание суда можно было спокойно пронести целый боевой арсенал. Или пропустить террористическую группировку – главное, чтобы у каждого из них были папочки с документами под мышкой.
– Ваша честь, – начал мой адвокат, – прошу вас приобщить к делу справки о зарплате, характеристику с места жительства и работы, справку из наркодиспансера, акт обследования жилищно-бытовых условий, справку об отсутствии криминального прошлого и справку из госпиталя Бурденко, что ответчица не инвалид.
Адвокат положил документы на стол судьи, и вслед за ним свои заключения предъявила представительница попечительского совета нашего с Иваном района. Все четко и без лишних эмоций.
Адвокатша Роберта выложила почти такие же документы. Образцовый гражданин страны. Всеми любимый законопослушный трезвенник. Только зарплата оказалась больше и стабильней.
Судья собрала справки и скрылась вместе с юной помощницей за потайными дверями.
От волнения у меня зуб на зуб не попадал.
Я специально явилась на это заседание, хотя присутствия адвоката было достаточно.
«Все-таки судья – женщина. Она не станет больше затягивать и мучить ребенка», – думала я, комкая в руках носовой платок адвоката. Своих платков у меня сроду не было…
Платок пригодился…
Судья посчитала нужным вызвать на следующее заседание представителей попечительского района «Царицыно», где прописан истец.
Заседание перенесли еще на месяц.
– Они что, издеваются??? – кричала я в отчаянии, едва мы вышли из здания суда. – Роберт там вообще не проживает, а Ваню туда даже никогда не привозили! Ну почему??? При чем здесь попечительский совет того района?
Адвокат хмурился и повторял официальную фразу:
– Это точка зрения судьи. Судья считает нужным добавить свидетельские показания…
Но я понимала, о чем он думает.
– Ну что – съела? – зазвучал в трубке издевательски-довольный голос Роберта. Он был пьян.
– Уже два часа ночи. Отвали – я сплю, – тихо, чтобы не разбудить спящую рядом дочь, сказала я.
Девочка сквозь сон что-то недовольно пробурчала и перевернулась на бок, закрыв ухо подушкой.
За эти несколько месяцев она была единственной моей отдушиной и согревала меня не только морально, но и физически. Я эгоистично вторглась на ее территорию – в ее комнату и постель – и, обнимая ночью родное тело, находила для себя хоть какое-то успокоение.
– Ну, поговори со мной! – настаивал Роберт. – Я тебе кое-что интересное расскажу… Например, про то, сколько бабла я отвалил, чтобы ты сейчас плакала… Ведь ты врешь, что спишь?.. Я знаю, ты слезами обливаешься, я чувствую… А знаешь почему? Потому что я тебя очень, очень люблю, Мышаня… Вот такая фигня. А Ваньку ты все равно не получишь, забудь! Тебя еще для вида помурыжат полгодика и определят сынишку жить со мной… К тому времени он совсем тебя забудет. Будешь под воротами ходить – проситься, но мы тебя уже не впустим…
Я села на край ванны и закурила…
Из зеркала на меня смотрела худая, изможденная женщина с глазами больного сенбернара. Неужели это я?..
Ведь была любовь… Была уверенность, что с этим человеком мы будем достойно жить и стариться… Я видела в нем столько достоинств, но они же оказались недостатками…
Было хорошо: с любовью к себе, в меру благополучно, сытно и комфортно, я жила-поживала и горя не знала. Дружила, влюблялась, много смеялась, ездила по городам и странам на радость себе и зрителям. Жила, как пела. И не было такого, чтобы петь не хотелось. Наоборот. Из любых неприятностей и разочарований спасало творчество. Как я посмела сейчас об этом забыть?
Гастроли в Минводах смогли хоть немного разгрузить мозг. В свободное от репетиций и выступлений время нас возили в санаторий. Массаж, капсулы, грязи и бассейн немного подняли настроение. И напомнили о любви к себе.
Правда, врач-массажист слегка омрачил редактирование, поставив мне диагноз «дистрофия».
– Это еще почему? – недовольно спросила я, оглядывая свою идеально тощую для телеэфиров фигуру.
– Вы не туда смотрите. Смотреть надо на верхнюю часть рук, – пояснил доктор. – Сколько вы сейчас
