– Да мне все равно. Можешь меня не уговаривать, – проявляла чудеса стойкости «домашняя курочка» Татьяна. – Я его обожаю. Это мой парень. Мы друг друга понимаем, он очень умный и образованный, между прочим, учится на философском факультете МГУ, а туда кого попало не берут.
– Там конкурс маленький, – отвечала я. – У нас соседка по лестничной клетке туда свою дочку на вечернее отделение засунула. Просто звучит пафосно – «философия»!
– Мне все в нем нравится, – не слышала меня Танька. – Его руки такие сильные и властные, он весь как пружина – напряженный, горячий. Мне именно такой мужчина нужен. Я же мягкая, спокойная, а он меня уравновешивает.
– Ладно, – согласилась я, потому что ей виднее. – Чем тебе помочь?.. Мы с девчонками сегодня по телефону обсудим и что-нибудь придумаем.
– Спасибо, – печально прошептала Таня и повесила трубку.
Мы с девчонками ничего не придумали. Любой вариант был бредом. Не похищать же ее из окна квартиры, как Карлсон Малыша? Можно было еще симулировать приступ аппендицита: ее бы положили в больницу, а оттуда смываться проще, чем из дома. Но при этом варианте требовались недюжинные актерские способности – корчиться, кричать, рыдать и желательно тошнить на пол. Мы решили, что Танька с этой задачей не справится – литераторша, только стишата может пописывать.
Остался единственный и самый проверенный вариант – прогулять уроки. По утрам и после занятий Таню возила папина служебная машина, значит, оставалось только слинять с занятий.
Теперь нужно было уладить с Мухаммедом – сможет ли он пропустить лекции в универе.
Таня с трудом дозвонилась ему в общежитие. Сам он ей не звонил, боялся родителей. А в его общежитии на улице Шверника телефон на весь корпус был только у вахтерши. Его звали – он спускался. Или не спускался, если был занят. Когда в ДАСе[1] отмечали мусульманские праздники и народ танцевал под зурну, то Мухаммед вообще выпадал из поля зрения. Таня пыталась брать под контроль его жизнь в общаге, но после первого же посещения этого «тараканника и клоповника» в ужасе сбежала оттуда.
На этот раз Мухаммед спустился к телефону и тоном, полным одолжения, согласился встретиться утром на Ленинских горах.
Танюха бросилась ему на шею и повисла, задрав ноги.
– Мой любименький! Моя радость черненькая! – не могла налюбоваться на своего друга девочка.
Надо отдать должное – Мухаммед был действительно привлекателен. Не важно, кто он был по национальности – это была восточноевропейская красота. Никаких вислых носов, «меха» до горла – красивый парень, высокий, стройный, с сексуальной поволокой глаз. Только губы были тонковаты и выражение лица невротика, а все остальное заслуживало похвалы.
– Ну обними же меня! – вжалась в его грудь Таня, но Мухаммед просто стоял как столб.
– Ты меня очень обидела, – наконец проговорил он, снял Таню с шеи и гордо направился к скамейке.
– Я? Обидела? А чем? – виновато спросила Таня.
– Ты выставила меня на посмешище!
Таня растерялась. Она присела рядом с парнем на скамейку и взяла его руку.
– Давай поговорим, все обсудим. Наверное, тебе показалось…
Мухаммед вскочил.
– Мне не может казаться! Ты все время забываешь, что я мужчина. А ты женщина! И только! Надо мной смеялись твои глупые друзья, и ты смеялась вместе с ними! Я такого позора еще никогда в жизни не испытывал. Ты – дерзкая, невоспитанная женщина, своенравная и непослушная. Моя женщина должна меня слушаться. Ты не можешь быть моей женщиной. Прощай!
И Мухаммед пошел прочь.
– Стой! Ой-ей-ей! Ты все неправильно понял! – Таня обежала спереди и пошла задом наперед, чтобы не дать ему уйти. – Я так люблю тебя! Ты мой единственный, любовь всей моей жизни! Не уходи, пожалуйста, выслушай меня!
Мухаммед отодвинул ее в сторону, чтобы не мешала идти.
– Уходи. Ты мне чужая.
Таня в отчаянии подняла руки к небу и крикнула:
– Ну прости меня! Прости меня! Пожалуйста… – Опустилась на колени и съежилась, закрыв голову руками.
Мухаммед остановился. Потом подошел к ней, нагнулся и указательным пальцем поднял ее подбородок.
– Ты просишь прощения? Я прощаю тебя. Но с этого момента я не твой мужчина, я твой Учитель. И ты обязана меня во всем слушаться. Если ты не согласна – я ухожу.
Танька обняла его за ноги и уткнулась головой между его коленями.
– Я согласна, милый.
– Я согласна, мой Учитель, – поправил ее Мухаммед.
– Я согласна, мой Учитель.
А про себя улыбнулась, потому что восприняла это как каприз Мухаммеда. Пусть. Главное, что он ее не бросил.
– Я очень скучал по тебе. Поверь, мне было физически больно, что мы не видимся, – «ослабил пружину» Мухаммед, когда они снова сели на лавочку.
Таня стала ластиться, пытаясь положить голову ему на плечо.
– Но я еще сержусь на тебя, – напомнил парень, остановив ее поползновения. – Ты должна быть наказана.
– Наказана? Но ведь я так люблю тебя, – снова повторила Таня, пытаясь его обнять.
– Прекрати! – прикрикнул Мухаммед. – Ты понятия не имеешь, что такое любовь. Любовь – это испытания. Ты думаешь – раздвинула ноги и стала женщиной? Нет! Женщиной становятся
– А ты? – простодушно спросила Таня, не поняв и половины сказанного.
– Я всегда буду твоим Учителем! – высокопарно закончил Мухаммед и самодовольно выпятил нижнюю губу.
Таня успокоилась и тут же игриво предложила:
– А поедем сейчас на наш чердак – там ты меня и накажешь. – И подставила губки для поцелуя.
– Пока ты наказана, я не могу к тебе прикасаться. Это первое правило мужчины. Я могу на тебя смотреть, но прикасаться не должен. Тебе нужно заслужить мои ласки.
– Хорошо, я готова слушаться, мой Учитель! – отрапортовала Таня и шутливо козырнула.
– Сегодня у нас в общаге праздник, большой праздник. Песни, пляски, веселье. Соберутся все мои братья. Я им уже рассказывал о тебе и фотки показывал.
– Какие? Где я голая?! – ужаснулась Таня. – Ты что? Как ты можешь?
– Не кричи, – поморщился Мухаммед. – Ты сказала, что будешь слушаться меня. Это то же самое, когда я смотрю на твои фотки. Мои братья – мое продолжение. Мои родные братья сейчас далеко у нас на родине. Здесь, в общежитии, я нашел братьев-друзей. Они для меня всё. И тебе надо это понимать. Поэтому должна относиться к ним так же, как ко мне.
– Как? – не поняла Таня.
– С уважением и покорностью. Когда я увижу, что ты сменила гордыню на смирение и послушание, тогда я смогу простить тебя. Ну что, пойдем? Да, заодно я отдам тебе фотоаппарат.
Он встал со скамейки и дружелюбно протянул Тане руку.
Девочка тут же вскочила от радости, схватила протянутую руку и… поцеловала.