глаза
На столике была выложена еда, но не ужин, лишь легкая закуска. Тут стояли тарелочки с тонко нарезанными ломтиками лимона, белого хлеба, копченой колбасы, красной рыбы. Была баночка черной икры. Ваза с фруктами. Это «закусить» Боб давненько не видывал, не говоря уже – чтобы пробовать.
Они выпили, заели и вновь выпили. Наташа раскраснелась и стала навязчиво поглаживать Роберта по ноге. Поварихе явно не хотелось просто общаться, она решила не медлить и сразу взять быка за рога. Девушка ловко одной рукой развязала пояс и распахнула свой халат, под которым ничего из одежды не наблюдалось.
– Ну, потрогай меня, Боб, не стесняйся. Теперь я твоя. Теперь я надолго твоя и ничья больше.
Руг и не стеснялся, он просто не хотел ее. Не хотел ни единой клеточкой тела. Он посмотрел на ее провисшие груди с огромными блеклыми кружками сосков, На выпирающий жировыми складками живот – и это не задело ни одну струнку его либидо, скорее даже наоборот, вызвало какое-то отвращение. Однако Наташа настаивала и начала сама раздевать его. Роберт потянулся к столику, налил себе еще коньяка, выпил залпом и, встав, стянул с себя комбинезон, оставшись в одних синих трусах. Девушка откинулась на спину, увлекая Боба за собой. И он навалился на нее, протянул под себя руку и ощупал ее влажную промежность, но и это ни капельки не возбудило его. Руг начал нервничать. Наташа же, постанывая, сунула кисть своей руки в трусы партнера и тут же, открыв глаза и приподняв удивленно брови, произнесла:
– Слабовато, парень. Уж не голубой ли ты? Или атрофировался уже?
Роберт смотрел на нее, на разбросанные в стороны груди, на ухмыляющееся лицо и в его душе поднималось странное чувство. Чувство это было подзабыто, но мозг настаивал, мозг требовал повторения этого самого забытого. У него стало возникать возбуждение совершенно другого рода. Боб протянул руки вперед, одну заложил за голову женщины, другой взялся за подбородок и одним сильным, ловким, некогда наизусть заученным движением сломал Наташе шейные позвонки. Так она и осталась лежать, голова набок, рот приоткрыт, глаза выпучены, смотрят в потолок.
– А вот это не слабовато! Так ведь, дорогуша?!
Роберт приподнялся на колени и понял, что теперь полностью возбужден. Он приспустил трусы, взялся рукой за напряженное «мужское достоинство» и через пару минут иступленных движений семя, накопленное за несколько месяцев воздержания, брызнуло на грудь мертвой женщины. Руг закатил глаза от блаженства, постоял так еще пару минут и слез с кровати. Он отошел к тумбе, присел на табуретку и, наклонив вперед голову, забылся.
Сколько он сидел в таком состоянии, Боб не знал. Когда очнулся и посмотрел на мертвое тело, то осознал, что натворил. Нет-нет, конечно же Ругу ничуть не было жалко повариху. Однако он отлично понимал, что за убийство его по головке не погладят. Нет, конечно, не казнят. Ему грозила кича, долгая, первая и, может быть, последняя. Но самое плохое, что Наташу, в связи с малочисленностью женского пола в колонии, уважали все заключенные, и если он все же справится с наказанием и выйдет, кто-нибудь из зэков точно достанет из тайника длинную заточку. Надо избавляться от улик. Сам бог помогал ему в этом деле. Бог всегда помогает сильным людям. Слабаки только просят и просят, ходят в церкви, ставят свечки, жалуются на судьбу, моля о помощи. А дальше… дальше продолжают бедствовать. Не выйдет. Бог поощряет тех, кто сам делает свою судьбу. Роберт, еще не планируя никого лишать жизни, заранее побеспокоился о том, чтобы его никто не видел. Повезло? Нет, это наработанные навыки, профессионализм, предчувствие, всегда заранее подготавливаемое отступление, когда все равно, не важно, что произойдет потом. На Земле его уважали за то, что он делал все как положено, без проколов, без улик. Кстати, улики. Пора уничтожать следы. Руг поднялся, подошел к кровати и стал натягивать на себя комбинезон. Потом он прошел в ванную комнату, взял губку, вырезанную в виде сердца и, намочив, отправился смывать следы семени. Через пятнадцать минут их не осталось. Он принюхался к мертвому телу, определяя, каким шампунем пользовалась девушка до свидания, полил, намылил и вновь омыл мокрой губкой места, куда попала сперма. Потом он принялся искать свои волосы, отпавшие в момент бурного мастурбирования. Тщательные поиски дали результат, он положил в полиэтиленовый мешок, несколько черных крученных колечками волосков. Боб не торопился, у него впереди была вся ночь. Он выпил остатки коньяка, доел закуску. Посуду тщательно вымыл, бутыль положил в тот же полиэтиленовый мешок. Вытащив из-под тела Наташи пояс от халата, он сделал петлю, накинул на голову жертве и, поправив ее как надо, с силой затянул. Потом поставил столик под люстру и снял ее, освобождая крюк. Подвесить тело оказалось довольно сложным делом, но и это в итоге ему удалось, еще не все силы забрала каторга. Роберт убрал на место стол и положил под висящим трупом табуретку, будто она сама упала, отошел в сторону и взглянул на свое произведение. Со стороны вроде бы выглядит реально. Единственное, что смущало Боба, так это небольшая сила тяжести на планете. Грамотный эксперт сразу определит, что при такой тяжести позвонки женщины вряд ли бы сломались. Она бы просто задохнулась. Ну ничего, может, и медик будет в похмельном состоянии, ведь наверняка же, гад, сейчас пьет по-черному.
Нет, Бог помогает мне. Бог всегда помогал мне. Лишь один раз я чем-то прогневил Его, но сейчас я вновь набираю у него авторитет.
Осталось самое главное, отпечатки пальцев. На это он потратил не меньше часа, тщательно протирая все, что только можно. Наконец, удовлетворенный, он приоткрыл дверь и, убедившись, что в коридоре никого нет, вышел из комнаты. Не спеша, крадучись, выглядывая из-за углов, он вернулся в свою комнату, по пути бросив полиэтиленовый мешок в утилизатор. Улики «расплавились» на атомы, следов больше нет.
Майк не спал. Чертов Майк по-прежнему не спал и как и ранее что-то подвывал. Он будто чуял свой конец и не хотел терять остатки отведенного ему времени на сон. Пустая бутыль валялась на полу возле его кровати. Руг сел на свое ложе и тут же подскочил, будто его ударило молнией. Джонсон – самый что ни на есть свидетель. Он подтвердит, что я отсутствовал. Пьян, не пьян, больной, не больной, заметил, не заметил, негр являлся потенциальным свидетелем. И неважно, сможет ли завтра Джонсон или не сможет хоть что-то произнести. Надо страховаться, всегда надо страховаться.
Что ж ты не спишь, старик? Что ж ты не спишь-то? Ты будто сам благословляешь меня это сделать. Ну что ж, ладно, сам виноват. Пора избавляться от засранца.
Роберт подошел, медленно вытащил подушку из-под головы Майка, улыбнулся ему, подмигнул и накрыл подушкой лицо негра. Сопротивление было хилым. Через пару минут Руг ослабил давление, поднял подушку, наклонился близко к лицу Джонсона, чтобы ощутить дыхание. Тихо.
Всегда рад помочь ставшему близким человеку. Все, теперь спать, хорошо, что завтра выходной. Долбить породу после такой ночи было бы выше его сил.
Однако Боба мучило чувство, что он что-то забыл. Забыл что-то очень важное. Повертевшись с боку на бок, он в итоге вспомнил – что. Надо вставить штекер назад в телекамеру у дверей «щитовой». Да и отпечатки с провода стереть. Иначе это сразу укажет на него. Тяжело поднявшись, он все же довел дело до конца. Когда вернулся, упал обессиленный на кровать и моментально уснул. Утром его поднял взвывший сигнал тревоги.
Глава 5. Большое ухо.
Вы знаете, что такое хак по-русски? Нет? Вот и я не знал. Жанна тоже не знала. Она представляла себе это так. Парни по-пластунски пробираются под множеством рядов колючей проволоки, преодолевают рвы с водой, под холодным дождем стремятся к тайному месту, к коммутационному щиту возле «Большого уха», куда сходятся линии спутниковой связи. «Большое ухо», так называют у русских гигантские спутниковые тарелки, стоящие возле всех крупных городов Российского автономного округа. Тарелки эти принимают информацию со всего мира и направляют ее в специальные учреждения, где эта информация поддается незаметной корректировке. Кстати, это есть секрет секретов. Так вот, Жанна считала, что они будут с препятствиями преодолевать путь, который время от времени пересекают лучи прожекторов, следящих за запретной зоной. Чуть что – и в их сторону полетит град пуль. Оказалось, хак по-русски и делается по-русски.
«Москвич» вылетел за город и стал пропускать под собой множество складов, заводских цехов и дымящих труб. «И дым отечества нам сладок и приятен», – вспомнилась откуда-то фраза Жанне, которая расположилась на переднем пассажирском сиденье. Приземлились прямо возле проходной в зону с высокими воротами. Все, кроме Федора Петровича, который решил не светиться, вылезли из автолета и зашли в дежурное помещение охраны. Сильно пахло потными носками, стояла неимоверная жара. В углу
