Минуту-другую они постояли у входа (Коваленко сидел), покурили.
— Может, туда зайдем, — предложил Шабалин и протянул руку в сторону бара с горящей разноцветными огнями вывеской.
— Не знаю, как вы, а я — пас, — решительно отказался Волков.
— Интересно, почему? — спросил Марецкий.
— А ты к публике присмотрись, — посоветовал командир.
— И, что там такого в этой публике… ой, блин, — в бар заходили исключительно лица, на первый взгляд, мужского пола. Жеманно покачивая бедрами, проходили мимо охраны и скрывались в дверях.
— Да, уж, — протянул Шабалин.
— Только этого не хватало, — согласился Коваленко.
— А, потому, предлагаю… — командным голосом произнес Волков, — и объяснил, что он предлагает.
Возражений не последовало. Затоварившись водкой и кое-какими закусками, поймали частника и направились к Сергею домой, чтобы наконец спокойно посидеть, и без помех, по чуть-чуть выпить.
И все-таки приключения на этом не закончились. У самого волковского дома какая-то изнывающая от трезвости компания попыталась поделиться с господами офицерами их же собственной водкой и закусками, так что пришлось помахаться. На этот раз, от всей души.
— Ну, все, — решительно заявил Марецкий, пройдя на кухню, — вот сейчас я буду, как ты сказал?
— За…ть — с готовностью подсказал Шабалин.
— Именно так, и в особо крупных размерах.
Погорячился, конечно. Если в начале пьянки продекларировать готовность изничтожить все спиртосодержащее в радиусе двадцати километров, пиши пропало. Откушаешь, в лучшем случае, граммов двести и уйдешь домой омерзительно трезвым. А вот, если пообещать употребить не больше «соточки», то все пройдет в лучшем виде. Наверняка, проснешься на следующее утро в невнятном состоянии, черт знает, где и непонятно с кем в одной постели. Проверено опытом.
Так и вышло. Осилили первую бутылку и не смогли домучить вторую. В конце концов, заварили чаю и принялись хлебать его под разговоры. Около трех всем вдруг захотелось спать, вот и разбрелись по хозяйской квартире как тараканы.
Утром проснулись и начали считать потери. Меньше всех пострадал сам Волков: у него всего-навсего оторвался рукав. У Шабалина пропала перчатка на левую руку и золотистый парадный ремень с кортиком, правда, он обнаружился через полчаса, и почему-то в морозилке хозяйского холодильника, по соседству с окаменевшими пельменями. Коваленко где-то посеял коляску, зато приобрел царапину через правую щеку и замечательный, переливающийся всеми цветами радуги фингал под левым глазом.
Хуже всех дела обстояли у Марецкого: с его мундира бесследно исчез орден, врученный семь лет назад лично президентом одного независимого африканского государства. Несмотря на то, что самого президента пару лет назад шлепнули, орден майор продолжал носить. Уж больно он ему нравился: размером с чайное блюдце, с изображением гуляющего по берегу океана слона, орла, парящего в небе, и, естественно, автомата Калашникова в верхнем правом углу. И все бы ничего, но его двухлетнему сыну орден тоже очень нравился. Настолько, что он постоянно играл с ним и напрочь отказывался отходить ко сну без этой высокой награды под подушкой.
Просчитав возможные последствия, майор попросил, чтобы его немедленно направили куда угодно, в командировку или, в крайнем случае, на недельку на базу. Услышав отказ, поныл еще немного, потом испил кофе и обреченно убыл домой на суд и расправу.
Вот так для Волкова и его людей закончились думские слушания. Кстати, действительно закончились и без последствий. Через неделю после описываемых событий в оскорбленной спецназом стране прошли внеочередные парламентские выборы и правительство, во главе с премьером, дружно отправились в отставку. Еще через полмесяца началась чехарда в правительстве России и народные избранники, в свете открывающихся перспектив и финансовых вливаний, забыли о каких-то там офицерах, которых они собирались показательно кастрировать или там четвертовать.
А вот из-за утерянной коляски Волков имел неприятную беседу с генералом, и тот, выражаясь флотским языком, вставил ему фитиль. А по-простому, по-армейски говоря, отдрючил. С особым цинизмом и, так сказать, по всей Камасутре.
Глава 10
Удар в живот согнул меня в дугу, а второй, пришедшийся в морду лица, не резкий, но тяжелый, просто отбросил. Мелко перебирая ногами, я пробежал спиной вперед через всю комнату и врезался в стену.
Нет, все-таки шпионаж под дипломатическим прикрытием развивает в людях беспечность и невероятную отвагу. Не надо поминутно воровато оглядываться, тысячу раз перепроверять каждый шаг и, вообще, тупо следовать устаревшему, никому не нужному принципу «По прочтении сжечь» (еще лучше съесть). Ну, подумаешь, возьмут за мягкие части тела, горе-то какое. В тюрьму все равно не поволокут, а просто-напросто попросят из страны. Для обладающего достаточными связями и приличными родственниками разведчика, это не трагедия. После короткой передышки от трудов праведных на Родине можно снова собирать чемоданы и собираться в путь. Стран, где в поте лица трудятся рыцари плаща и кинжала отечественного разлива, много, и за одного битого со связями охотно предлагают двух и более небитых, таковых не имеющих.
Короче, не знаю уж, какие подвиги совершал наш клиент за кордоном, но в России он совершенно обнаглел и забыл страх. А еще вконец обленился. Даже неуютно делается от мысли, что было бы, окажись на его месте опытный, битый мужик, отпахавший на загранработе без всяких там прикрытий в виде дипломатического иммунитета. Прекрасно понимающий, что в случае провала его просто возьмут без лишней политкорректности за жопу и забросят в местный зиндан лет так на тридцать, а то и побольше, а Родина-мать, естественно, и под пытками не признается, что он все время на нее работал. Такой персонаж ни за что не стал бы обмениваться информацией с помощью SMS-oк и пользоваться электронной почтой. Исключительно, тайники, встречи — «моменталки» и прочая старомодная лабуда, вызывающая снисходительную улыбку у продвинутых представителей спецслужб. Зато, надежная и очень трудно отслеживаемая.
Клиент съехал с квартиры своей секретарши поздним вечером в среду. Несмотря на то, что обещал вернуться в воскресенье, прощались они так, как будто он уходил на войну. Весь вечер томно сопели, а в промежутках между всей этой черемухой, дамочка плакала и обещала ждать. А еще спрашивала, что ему приготовить из вкусненького к возвращению.
Ночь этот красавец провел на съемной квартире в Кунцево, на Беловежской улице. Между прочим, совсем неподалеку когда-то жила моя бывшая будущая или до сих пор живет? Если честно, не знаю.
Он продрых на новом месте до полудня, как и полагается человеку с хорошим здоровьем и чистой совестью. В 12.26 вышел из дома и прогулялся до ближайшего продуктового магазина, потом вернулся. В 14.03 опять вышел, на сей раз, с сумкой на плече. Поймал частника и поехал. С 15.23 по 16.07 находился в риэлтерской фирме на Рижской. Выйдя оттуда, направился в ресторан неподалеку. До 16.52 с аппетитом питался. В 16.25 к нему ненадолго присоединились два молодых человека, один высокий, сутуловатый, по виду бывший боксер, второй — приземистый, крепко сколоченный, коротко стриженный. Эти двое подсели к клиенту, получили от него какой-то пакет, после чего почтительно пожали ему руку и ушли, а сам клиент вытер ладонь салфеткой и продолжил трапезу.
Около 17.00 нырнул в метро, появился на поверхности в 17.32 на Электрозаводской и потопал в офис. Около полутора часов оттуда доносились звуки ударной работы: хлопала дверца сейфа, гудел пластающий бумагу шредер, звонил телефон.
В 18.50 я занял позицию на Беловежской неподалеку от его дома и принялся названивать своим
