На берегу возбужденно гудели казаки. Весть о переписи сильно взбудоражила их. Гул этот нехорошо действовал на воевод.
— Ну что, телиться-то будем?— раздраженно спросил Прозоровский.
— Кому время пришло — с богом,— миролюбиво сказал Степан.— Я ишшо не мычал.
— Ну дак замычишь!— Прозоровский резко поднялся.— Слово клятвенное даю: замычишь. Раз добром не хочешь...
Степан впился в него глазами... Долго молчал. С трудом, негромко, будто нехотя сказал осевшим голосом:
— Буду помнить, боярин... клятву твою. Не забудь сам. У нас на Дону зря не клянутся. Один раз и я клялся — вот вместе и будем помнить.
Воеводы пошли из шатра. Прозоровский шел последним. Он вышагнул было, но вернулся — вспомнил про шубу.
— Не будем друг на дружку зла таить, атаман.
Степан молчал. Смотрел на воеводу. А тот — как бы ненароком — опять увидел шубу.
— Ах, добрая шуба!— сказал он.— Пропьешь ведь!
Степан молчал.
— А жалко... Жалко такую шубу пропивать. Добрая шуба. Зря окрысился-то на меня,— сказал Прозоровский и нахмурился.— Про дела-то твои в Москву писать я буду. А я могу по-всякому повернуть. Так-то.
Степан молчал.
— Ну, шуба!..— опять воскликнул воевода, трогая шубу.— Ласковая шуба. Отдай мне! Один черт — загуляешь ее на Дону. А?
— Бери.
— Ну, куды с добром! Я сейчас не понесу ее, а вечером пришлю.
— Я сам пришлю.
— Ну и вот, и хорошо, Степан...— Прозоровский прижал руку к груди: — Христом прошу: не вели казакам в город шляться. Они всех людишек у меня засмущают. Вить они сейчас всосутся пить, войдут в охотку, а ушли бы — они на бобах. А похмельный человек ни работник, ни служака. Да ишшо злые будут, как псы.
— Не заботься, боярин. Иди.
Прозоровский ушел.
— Будет тебе шуба, боярин,— сказал Степан.
Ближе к вечеру, часу в пятом, в астраханском посаде появилось странное шествие. Сотни три казаков, слегка хмельные, направлялись к кремлю: впереди на кресте несли дорогую шубу Разина. Во главе шествия шел гибкий человек с большим утиным носом и запевал пронзительным тонким голосом:
Триста человек дружно гаркнули:
Пока шел «голубь», гибкий человек впереди кувыркнулся через себя и прошелся плясом. И опять запел:
И снова разом — дружно, громко:
Худой человечек опять кувыркнулся, сплясал:
Разин шел в толпе, пел вместе со всеми. Старался погромче... Пели все серьезно, самозабвенно.
Мощный рев далеко потрясал стоялый теплый воздух; посадский люд высыпал из домов.
Лица казаков торжественны.
Шуба величаво плывет над толпой.