По ту сторону шоссе Ломигнат со смущенным видом свернул в сторону.
— Вы ступайте, ребята, а я заскочу к Горнянчиным, у меня там дело…
— Знаем мы эти дела, — ухмыльнулся Филек Зесече. — Фанушка!
— Знаешь, Лом, — крикнул ему вслед Буковян, — мой дед говаривал: если идешь на войну, помолись один раз, если отправляешься в море, помолись два раза, если задумал жениться, помолись трижды…
В последнее время Ломигнат жил в землянке. Немцы всюду его разыскивали. Фанушка теперь жила у Горнянчиных. Лом при каждом удобном случае старался забежать к ним.
В этот вечер он остался у Горнянчиных ужинать. Светлана поставила на стол большой горшок вареной картошки, а молока Лом мог пить сколько душе угодно. Но он даже не замечал, что ест-пьет, потому что видит одну только Фанушку.
Потолковали о том о сем, речь зашла о Мише — он все еще лежал на сеновале.
— Делаем, что можем, а улучшения нет, — удрученно вздыхала Светлана. — Надо бы доктора…
За разговорами хозяйка приготовила ужин для раненого.
— Давайте мы отнесем ему, — предложил Ломигнат.
Он взял у Светланы миску картошки с молоком и ухватил Фанушку за руку.
Когда они взобрались по лесенке и подняли дверцу сеновала, оттуда хлынул дурманящий запах свежего сена.
Ломигнат осторожно поставил миску с едой и помог Фанушке подняться наверх. Они сели на сено. Лом достал из-за пазухи увядший букетик.
— Посмотри, что меня охраняет, — сказал он с улыбкой, а голос у него прерывался. Сердце стучало как молот.
Это был «приворотный» букетик, который испокон веку девушка дарит парню, чтобы он вернулся с войны.
Фанушка прижалась лицом к его груди. Ломигнат не смог больше совладать с собой, он осторожно положил Фанушку на сено и лег рядом. Он не мог вымолвить ни слова, не мог вздохнуть — так сжало ему горло.
Фанушка крепко обнимала его и шептала горячие слова.
У стены, укрытый лохматой буркой, лежал Миша, тихо, как неживой. Он слышал шепот влюбленных и старался ни одним движением не выдать себя, чтобы не спугнуть их.
На круглом столике зазвонил телефон. Мужчина встал с дивана, смахнул со столика дамское белье и поднял трубку.
— Бельтц слушает… Где они, собственно, находятся? В Липтале? Слышу, черт побери, я не глухой!
Он со злостью бросил трубку.
— Вставай, Таня, я отвезу тебя домой, нам по дороге…
Таня начала медленно одеваться.
В машине Таня узнала, что произошло. Поздно вечером колонна немецких машин проезжала через Всетин в направлении на Злин. Несколько позади колонны в легковой машине ехал генерал, командир дивизии. У Липтала на его машину напали, и лишь случайно был убит адъютант, а не сам генерал.
— Я должен ехать в Липтал, — объяснил Бельтц.
Когда они добрались до Липтала, генерала там уже не было. Он уехал догонять автоколонну. В деревне Бельтца встретил какой-то офицер, возглавлявший охрану обоза, остановившегося в деревне на ночевку. Он и передал Бельтцу просьбу генерала заняться расследованием обстоятельств нападения. Пока Бельтц и офицер составляли протокол, Таня решила пройтись вдоль деревни.
Увидев группу деревенских мальчишек, с любопытством разглядывавших обоз, Таня ухватила за воротник Тонека Грню и отвела его в сторону.
— Тонек, у тебя, кажется, был велосипед?
— Да, пани учительница.
— Мне нужно, чтобы ты съездил в одно место, Тонечек. И поскорее.
— Вместо уроков?
— Да. Поедешь на Вартовну. В деревне спросишь Эстержака и скажешь ему, что я велела передать, чтобы он срочно нашел братьев в лесу — он поймет, и пусть пошлет их в Сыраков.
— Это все, пани учительница?
— Скажи еще, что пойдет большой обоз. Только пусть они не мешкают. Понял?
Через несколько минут Тонек мчался на своем велосипеде к Вартовне.
Таня подошла к обозу, похвалила коней, и польщенный обозник стал показывать ей самых лучших. Она гладила коням шею, почесывала за ушами, ловко совала руку в торбу, подвешенную у морды. Таня едва успела осмотреть трех-четырех коней, как подошел Бельтц с офицером. Он закончил свои дела, сел в машину и, ни с кем не простившись, приказал ехать во Всетин. Зазвучали слова команды, обоз двинулся.
Группа Матея вовремя получила сообщение Павлиштиковой. В Сыраков тотчас же отправились Матей, Трофим, Мато, Буковян и Янек Горнянчин.
Они поднялись на вершину и залегли в кустарнике над верхним поворотом. Залегли. Что будет дальше, никто не знал.
Матей подозвал Мато и послал его к дороге, чтобы разведать обстановку.
Прошло немного времени, Мато вернулся. Он сообщил, что от Всетинской Льготы движется длинный обоз, первые повозки уже близко.
— Сколько их?
— Много.
И вот на повороте уже показалась первая повозка. Рядом с ездовым на козлах сидел унтер-офицер. За первой повозкой показалась вторая, третья…
— Вот это кони! — заметил Горнянчин. — Здорово, видно, их кормят.
Партизаны смотрели, как движется обоз. Но вот уже прошла двадцатая… тридцатая повозка, первая давно скрылась за поворотом и спускается с горы, а обозу конца не видно.
— Что это ваша Павлиштикова придумала? Разве нам справиться с таким обозом? — ворчал Буковян. — Мяса много, а как его добыть?
— Погоди, — морщил лоб Горнянчин. — Если парнишка не напутал…
— Ну, я бы не очень-то доверял ей, — продолжал Буковян. — О ней, слыхал, что говорят?.. С гестаповцем путается…
— Она женщина ловкая, прирожденная разведчица. Уже не раз нам помогала.
Не успел он договорить, как на дороге началась сумятица. Повозки останавливались, выезжали из ряда. Впереди послышалось ржание, крики, потом раздался выстрел.
Пригнувшись, Горнянчин и его друзья пробежали по кустарнику к тому месту над шоссе, где внизу раздавались крики. На дороге лежал застреленный конь. А второй дергался, вставал на дыбы, вырывался из постромок, просто удивительно, как он не разорвал себе губы удилами. Снова грянул выстрел, и конь упал. С минуту он бился, дергался, его не успели распрячь и разрезали упряжь.
У поворота снова раздалось бешеное ржание. Какой-то унтер-офицер кричал на возниц, приказывая им оттащить застреленных коней в кювет. В конце концов обоз снова тронулся.
— Что такое, почему это они постреляли коней? — удивленно спросил Горнянчина Матей. — Взбесились кони, что ли?
— Кто его знает. — Горнянчин и сам ничего не понимал. — Главное, теперь у нас есть конина. Чего нам еще нужно?
Они не смогли бы перетащить туши в кустарник, если бы с ними не было силача Трофима.
— Ребята, как бы нам не заболеть с этого мяса, — высказал опасение Горнянчин.
Трофим внимательно осматривал коней, открывал им рот, заглядывал в глаза. Дунул в ухо — из уха вылетело несколько соломинок. Потом прутиком долго ковырялся в ухе, пока не вытащил зерна овса.
— Ха-ха! — смеялся Буковян. — А немцы-то решили, что кони взбесились.
— Я же говорил вам, что Павлиштикова женщина ловкая, — напомнил им Горнянчин.
В эти дни мяса на Вартовне было вдоволь.
