— А какие у нас были планы!.. Люди здесь хорошие, наверняка пошли бы с нами…
В эту минуту немцы ворвались в дом.
— Они здесь, — крикнул Черешничка, но голос его оборвал выстрел.
— Спасибо тебе за все, Дворжак, — проговорил Ушьяк удивительно ясно и внятно.
На чердаке прозвучал выстрел. Маузер выпал из распухшей руки Ушьяка. Дворжак вздрогнул.
— Будь ты проклят! — выругался он.
Но даже проклинать было уже поздно.
Потом все произошло очень быстро. Тяжелый сапог вышиб дверь — и немцы ворвались в комнатку. Дворжак бросил пистолет и сдался. Его сбросили с лестницы. Ушьяка за ноги потащили вниз. У входа в сени лежал труп Черешнички.
Вскоре из леса вышел командир эсэсовской части. Увидев труп Ушьяка, он пришел в ярость. Стал пинать его ногами, потом вытащил из кобуры револьвер и выпустил в него всю обойму.
Дворжака и Микулеца увели с поднятыми вверх руками.
Из деревни прибыл грузовик. Сидевший рядом с водителем офицер в черном мундире на ходу выскочил из машины. Командир подразделения эсэсовцев отдал ему рапорт.
Гестаповец посмотрел на Дворжака и бросил:
— Это наш, фольксдейч.
Микулеца связали и бросили в машину. Фольксдейч Дворжак опустил руки, потер их и со злостью посмотрел на командира эсэсовцев, но тот кивком головы приказал ему подойти к трупу Ушьяка.
— Это Ушьяк?
— Да.
— Точно?
— Совершенно точно, — подтвердил Дворжак.
Гестаповец носком сапога повернул голову Ушьяка и посмотрел на его посиневшее лицо.
— Идиоты! — прошипел он.
— Да, — подтвердил Дворжак. — Я отправил бы его живым в Остраву, если бы не эти…
— Заткнись! — оборвал его гестаповец.
Садясь в машину, Дворжак холодно кивнул командиру подразделения СС. Внутри у него все кишело от ярости. Ведь Ушьяком занималось остравское гестапо, и чего это вздумалось лезть в это дело идиотам эсэсовцам из Всетина?!
Немцы бросили против партизан около восемнадцати тысяч солдат, всех сотрудников остравского и брненского гестапо и тридцать девять собаководов. Неприятельских клещей в районе Кнегини избежало едва пятьдесят партизан, включая тяжелораненых. Они отступили к Радгошти, но там на них снова напали.
Завязалась бешеная перестрелка. Под командованием раненого Василя Веселого и Франтика Малека партизаны в течение нескольких часов прикрывали отход группы связистов. Этой группе, которой командовал старшина Мелик, удалось отойти через долину Бечвы к лесу над Валашской Быстрицей. Партизаны, прикрывавшие отход группы, свою задачу выполнили, но сами оказались отрезанными и вынуждены были отходить в обратном направлении. При этом они снова попали в котел.
— Выходит, наше положение не стало лучше, — заметил Петр Большой.
Василь Голубоглазый в ответ сплюнул и утер губы тыльной стороной руки.
— Выходит, не стало. Но что поделаешь? — заметил со вздохом Франтик Малек.
Раненого Василя Веселого поддерживали товарищи. В короткую минуту передышки он сказал, обращаясь к Франтику Малеку:
— Мы должны отойти… Переберемся к Степанову и к Викторко.
Малек согласился.
— Верно. Но что делать сейчас? Ведь они гонят нас в другую сторону…
Вдалеке, где-то позади, послышались одиночные выстрелы. Эхо разнесло их по горам.
Партизаны поднялись и пошли дальше. Вскоре подошли к одиноко стоявшему догоравшему домику. У поваленной ограды горбился навесик колодца. Партизаны подбежали к нему, достали старой глиняной шайкой воду и, черпая ее грязными руками, стали жадно пить. Из развалин домика вышли двое стариков. Сгорбившиеся, с угасшими глазами.
— Немцы сожгли? — спросил их Франтик Малек.
Они кивнули.
— А как же вы остались живы?
— Спрятались в лесу.
— Но ведь они могут вернуться. Почему же вы не ушли совсем?
Они пожали плечами и посмотрели на сад. Там между обожженными деревьями стояла молодая стройная груша.
Ниже партизаны наткнулись на деревеньку. Вошли в первую же избушку. Там, в темных сенях, на коленях стояла женщина. Голова ее была повязана черным платком. В руке она держала горящую керосиновую лампу. За спиной у нее стоял изможденный, весь высохший горец в темном жилете. Рукава его белой рубашки, казалось, светились в сумраке. Руки были молитвенно сложены.
— Берите что хотите. Нас все равно убьют… — произнес горец монотонным, невыразительным голосом.
Усталые парни постояли немного на пороге, потом вышли и тихонько прикрыли за собой дверь.
За домом лежала мертвая женщина. Над нею стояли мальчик лет пяти и его сестренка помладше.
На колокольне зазвенел колокол. Вернее, жалкий колоколишко. Партизаны прошли через селение, Йожка Марману механически повторял в такт ударов колокола:
— Зову живых, зову живых…
— Ради бога перестань, — крикнул кто-то из партизан.
Цепочка партизан медленно двигалась вперед. Те, что шли в конце, помогали раненым.
Ранним утром на Мартиняк прикатил мерседес. Несколько немцев стали ломиться в дверь гостиницы. Другие ворвались в дом Козлика. Появились они настолько неожиданно, что никто не успел спрятаться.
Они вывели под штыками и поставили перед домом все семейство Козликов — отца, мать, Божку, ее братьев — старшего Йозефа и младшего Владю, их шурина Рудольфа.
Все это видел один из сыновей старушки, у которой прятали Ушьяка.
Немцы набросились на Йозефа Козлика, высокого крепкого парня:
— Ты Граховец?
Парень стал смотреть по сторонам и получил за это пощечину. Самолюбивый и непокорный Владя сорвался и полез в драку. Немцы тотчас же окружили его. Сын старушки, (он стоял за деревом) воспользовался моментом и исчез в глубине леса. Немцы, решил он, пришли за Козликами и Граховецем. Козликам уже ничем не поможешь, а учителя надо предупредить…
Немцы ехали быстро. Водитель вел мерседес лихо, на серпантину не выезжал, а срезал резкими поворотами между деревьями, где виднелись следы подводы, на которой Козлики доставляли из Бечвы на Мартиняк припасы. В какую-то минуту они заметили среди деревьев бегущего парнишку, окликнули его, но он помчался еще быстрее. Тогда они начали стрелять, но машину сильно трясло, и пули не причинили парнишке вреда.
На повороте немцы решили, что обогнали его. В том месте, где лесная тропа подходит близко к шоссе, мерседес остановился. Но кругом было тихо. Только тоскливо шумели деревья.
Парнишка пробежал через опасное место минутой раньше. Пока немцы подкарауливали его у поворота, он уже взобрался на противоположный крутой склон. Он сильно устал. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. И все же он собрался с силами и одолел крутой склон.
До школы парнишка добежал с трудом. Руду он застал в пижаме.
— Худо дело… они приехали за тобой, — прохрипел паренек.
Граховец схватил брюки и свитер. Жена уже в дверях протянула ему макинтош, и он побежал через
