Заинтересовавшись, подошел другой патрулист.
Так вы, товарищ, гитарист?.. Я тоже на гитаре играю. Хорошая у вас гитара?
- Ничего себе... Только раньше я привык играть на одиннадцатиструнной, а это обыкновенная - семиструнная ... Ничего, сходит ...
- А какие романсы, товарищ?
- Исключительно самые старинные. Ну вот, например, 'Тигренок', 'А из рощи, рощи темной', 'Три создания небес', - вот тоже замечательный романс ... Это не то, товарищ, что теперь пошло - Вертинский- Вертинский ... 'Лиловый негр ей подает манто' ... ну, какой смысл!.. Почему он 'лиловый', когда все негры черные?
Тут я решил остановить поток своего красноречия: кажется, было довольно. Патруль явно убедился в нашей невинности и подлинности. Старший сказал дружелюбно:
- Ну, если, товарищи, у вас документы в порядке, то вам ничего не будет... Сейчас и отпустят...
Район... Темень полная. Патруль, ругаясь, поднимается по лестнице на ощупь. Вводят нас в какое-то помещение. Тут тоже абсолютно темно. В темноте ставший кому-то докладывает про нас. Происходит ругань в виду того, что нет ни света ни спичек. Наконец, с трудом находят. Зажигают какую-то коптилку, которая считается лампой. Участок. За перегородкой начальство, в виде какого-то еврея. Нотабена: патруль, как, по-видимому, вся низшая милиция,-из русских. А начальство, так, приблизительно с чина околоточного надзирателя, евреи.
Начальство спрашивает, кто мы, где живем, документы. Предъявляем...
Комиссар занялся тем, что вызвал по телефону адресный стол: проверить, живет ли такой-то по указанному мною адресу. Но, видимо, с ответом что-то не ладилось...
- Что? Нет света в адресном столе?.. Не можете дать справки? Что? Разбили себе голову?.. Обо что?.. О шкаф?.. Что за безобразие ...
В конце концов, проэкзаменовав нас еще о роде наших занятий, при чем снова на сцену выплыла гитара и старинные романсы, нам объявили что мы свободны. Но это совсем не входило в мои планы.
Прежде всего, я рассудил, что прятаться от чрезвычайки выгоднее всего в районе, ибо карающей руке советской власти не придет в голову искать контрреволюционеров в своей собственной полиции. А, во-вторых, куда же нам идти?.. Опять на улицу? .. Но первый патруль схватит нас снова.
Поэтому я попросил разрешения переночевать здесь в районе, каковое милостиво получил.
Мы улеглись на широком подоконнике. Начальство 'дормировало' на деревянных скамейках.
Утром мы были разбужены довольно странным инцидентом.
Начальство хотя и грозно, но довольно беспомощно взывало :
- Вестовой!.. Что вы не слышите, вестовой!..
Да, у них есть 'вестовые'... В этом государстве социалистов, тех самых социалистов, которые чуть ли не краеугольным камнем своей программы ставили борьбу против 'денщиков' ...
- Вестовой ...
В ответ на последний отчаянный призыв неожиданно раскрылся ... шкаф ... Большой шкаф для дел .. И с верхней полки раздалось:
- Чого?
Потом свесились громадные сапоги, которые вместе с нечесаной головой н прыгнули в комнату.
Посмотрев на нас, 'вестовой Украинской Советской Социалистической Республики' добродушно изрек:
- Такая наша квартира...
Было уже совсем светло. Мы пошли. Но так как в пять часов утра возвращаться не приходилось, решили пройтись по базару, благо он под боком.
Какая красота, этот базар ...
Правда, ничего, кроме редиски... Но зато ее-то уже вдоволь. Она собрана в большие корзины, которые напоминают огромные чудовища с сотнями усиков, - это хвостики редисок. Чудовища розовые, красные и лиловатые всех оттенков, впрочем, есть желтые и белые.
Мы купили по пучку (50 рублей пучок) и лазали по базару, аппетитно закусывая ... Захотелось бубликов. Торговка долго почему-то смотрела на Вовку. Наконец, сказала:
- Извиняюсь, вы русский?
- Русский ...
Она перекрестилась ...
- Вот, поверите, первый раз, как ушли деникинцы, на русском человеке студенческую фуражку вижу... Ах, жиды проклятые...
В это утро была суббота.
А потому, пробродив изрядное количество времени по улицам, мы сподобились увидеть 'субботник'...
Субботник - это последнее слово социалистической изобретательности.
Субботник - это значит, что каждую субботу, в таком-то часу, все истинные сыны Советской Республики должны собираться на такую-то улицу... Сегодня они собрались здесь...
Впереди - колоссальный красный плакат с золотой надписью: 'Кто не трудится, да не ест'... За плакатом оркестр военной музыки. За оркестром небольшая военная часть, которой командует товарищ командир, расписанный, как картинка. Красные чакчиры, гусарские сапоги, голубой доломан ... Без погон, но на рукаве роскошно вышитая золотом и серебром звезда. На голове кубанка, ноги пружинят, голос звенит... Смотря на него, вспоминаешь песню:
Я возьму воровскую дубину
И разграблю я сто городов.
Разукрашу себя, как картину ...
Сам же 'субботник' стоит вдоль улицы, в некотором роде поротно. Вглядываюсь в лица - почти сплошь евреи ... Вглядываюсь подробнее - вижу массу студентов или, во всяком случае, еврейчиков в студенческих фуражках ... Стараюсь сообразить, почему бы это, - и догадываюсь: ведь это цвет нации, это 'партийные коммунисты', для которых участие в субботниках - обязательно ...
Впереди плакат, посредине плакат, сзади плакат...
Музыка играет марш, товарищ командир в красных штанах командует с непередаваемой интонацией наглости и презрения, и субботник дефилирует...
Куда? Зачем?
Совершать 'пресловутое русское дело'... В завтрашней официальной газете в отделе известий можно прочесть, что сегодняшний субботник прошел с громадным успехом и что собравшиеся 'истинные граждане Советской Республики' без всякого вознаграждения : 'перенесли с места на место столько-то десятков шпал, вымели столько-то квадратных аршин такого-то двора, перетолкали без помощи паровоза целых пять ужасно тяжелых нагруженных вагонов'...
Лиловый ирис стоял на балконе ... Это был знак, что можно безопасно входить в квартиру.
Никого, конечно, ночью не было, все это были только призраки.
Но что такое 'факт'?.. Когда он светит из прошедшего, тогда его называют воспоминанием. Когда же его луч пробивается сквозь 'туман будущего', - это предчувствие ...
'Беспричинные страхи' Ирины, конечно, были предчувствием факта. Она только не могла справиться с четвертой координатой,- с временем.
То, чего она боялась теперь, случилось несколько позже.
Курьер