— Мы согласны! — снимает Фалек с пальца золотое кольцо и кладет на стол. Рядом с ним кладет восемьдесят злотых. — Это кольцо до войны я купил за двести злотых, из них сто двадцать плачу за моих неимущих сожителей.
Разглядывает Шпрехер кольцо, проверил пробу, подкинул на ладони, будто взвесил на весах, и дает заключение:
— Цена этому кольцу не более ста сорока злотых. Значит, в счет платы за ваших сожителей принимается шестьдесят злотых золотом.
— Теперь же цены на золото не ниже, чем до войны? — возмущается Краммер.
— Цены не ниже! — соглашается Шпрехер. — Вас обманули, когда вы покупали кольцо.
Бренман выписал квитанцию, протянул Краммеру и обращается к Фире:
— Проше пани, теперь ваша очередь…
— Дети мои голодают, не на что купить хлеба.
— Вы плохо слышите или не поняли, какие последствия вызовет неуплата контрибуции? Может, считаете, что еще мало пролито еврейской крови? Себя не жалеете, так пожалейте детей, они же один лучше другого, особенно меньшенький. Это же не мальчик — картинка!
— О них я и думаю! — угрюмо говорит Фира.
— Так я вам советую подумать о них с другой стороны. Как я вижу, вы не идиотка и не сумасшедшая. И как бы я ни жалел ваших детей, мне еще больше жаль своих деточек. Поэтому, если не рассчитаетесь, пан Цукерман отведет вас в тюрьму службы порядка. Будете там находиться, пока не уплатите всю контрибуцию. Кроме того, вам придется за каждые сутки содержания в тюрьме давать сто злотых. Как я понимаю, лучше сразу расплатиться: это намного дешевле. И мало ли что может случиться с детьми, пока будете в тюрьме. И еще очень прошу подумать, что будет, если из-за вас община не сможет своевременно внести контрибуцию и за ней придут эсэсманы?!
Подошла Фира к шкафу, порылась в тряпье, достала тонкую пачку купюр, отсчитала большую часть и протягивает.
— Оставляю детей на голодную смерть, — это все, что имеется.
Бренман пересчитал деньги, возвращает триста двадцать злотых:
— Будете живы — будут и деньги, в ближайшее время юденрат обеспечит женщин работой. Но для этого таки надо жить, поэтому не подсовывайте вместо драгоценностей злотые.
— Режьте меня, нет золота! — брызнули из глаз Фиры слезы.
— Ай-ай-ай! — Бренман укоризненно покачал головой и указывает на безымянный палец ее левой руки. — Жалко золотого колечка и не жалко детей!
— Единственная память об убитом фашистами муже! — Фира еще пуще заходится плачем.
— Плачете! Конечно, жаль мужа, — но как будете плакать, если, не дай бог, придется читать номинальную молитву по детям! — поднимает Бренман к небу указательный палец правой руки. — Не пугаю, милая пани, вы же сами отлично знаете, как наказывают за невыполнение немецких приказов.
Стягивает Фира с пальца кольцо — не снимается. Налился палец кровью — вот-вот брызнет.
— Не надо нервничать, лучше смажьте свой пальчик жидким мылом, — советует Бренман.
Наконец сняла кольцо, швырнула на стол:
— Все, больше ничего нет, хоть убейте меня и детей. Деловито, спокойно осматривает Шпрехер кольцо, проверил пробу, удовлетворенно хмыкнул:
— И совсем не надо убивать. Старинное кольцо, прекрасная работа и высшая проба. Учитывая долю пана Краммера, считаем, что вы внесли контрибуцию за себя и детей.
— Очередь за вами! — обращается Бренман к Певзнеру.
— Делайте, что хотите, но я сказал правду: золотые кольца, свое и покойной жены, давно обменяли на хлеб. Но верите — делайте обыск.
— Вашу мельдкарту! — протянул руку Бренман.
— Пожалуйста! — вручает Певзнер свое удостоверение.
Просмотрел Бренман все графы, сложил мельдкарту. Не выпуская ее из рук, говорит:
— Работаете в солидной фирме, имеете золотую специальность и должность. Неужели не жаль такой прекрасной работы?
— Я не собираюсь отказываться от нее!
— Не собираетесь! — вздымает Бренман глаза к небу. — Вы случайно не свалились с луны? Не уплатите контрибуцию — я буду вынужден забрать вашу мельдкарту.
— Не имеете права! Без мельдкарты не смогу пойти на работу, — кричит Хаим Певзнер. — Это же все равно, что отправить на смерть.
— Приблизительно, но не совсем, — прячет Бренман мельдкарту в портфель. — У тех, кто отказывается платить, мы обязаны забирать документы. Это еще не смерть, окончательное решение принимает юденрат. Может послать в Яновский лагерь, а там бог далеко не всегда помогает.
— Я вдовец, имею двоих детей! Кто будет за ними смотреть, кормить?! — восклицает в отчаянии Певзнер.
— Думаю, что это ваша забота! — свысока взглянул Бренман на Певзнера. Или, может быть, я ошибаюсь, что-то не так сказал? Может, вы полагаете, что мне следует заниматься не своими детьми, а вашими? Или, может, вы считаете, что в еврейском районе мало круглых сирот, которых опекает община? Иное дело, если и ваши дети станут круглыми сиротами, тогда их тоже примут в приют, но там таки очень несладко. Нет, нет, не думайте, что я зверь, что у меня не болит сердце за ваших детей. Только ваши дети — есть ваши, а мои — есть мои. И давайте закрывать лавочку. Есть чем уплатить контрибуцию — возвращаю мельдкарту и работайте с богом, растите детей. Нечем уплатить — о чем говорить!
Затянувшееся молчание прервала Фира:
— Старинный серебряный светильник и серебряный браслет можете принять в счет контрибуции?
— Серебро — тоже драгоценный металл, но, как сами понимаете, стоимость его невысокая, — миролюбиво сообщает Бренман. — Давайте посмотрим, что сможем сделать для вас.
Сидит Хаим Певзнер, сложил на коленях свои здоровенные руки, ничего не видит, не слышит. Копается Фира в вещах, достала высокий старинный трехсвечник и браслет из черненых серебряных пластин.
— Это я получила в приданое.
Осмотр вещей занял у Шпрехера немного времени.
— Из уважения к вашим покойным родителям принимается как серебряный лом. Оценивается в сто сорок злотых, требуются ценности еще на сто злотых.
— Не помогла, сестренка, твоя доброта, забирай приданое, мне не уйти от судьбы! — хрипит Хаим Певзнер.
Снял Краммер с руки наручные часы «Омега» в золотом корпусе, протягивает Шпрехеру:
— Теперь хватит?
Осмотрел Шпрехер корпус, открыл крышку, проверил механизм, молча кивнул головой.
Выписывает Бренман квитанцию:
— Ничего не поделаешь, должен же еврей помочь еврею.
Утром, когда Фалек Краммер шел на работу, увидел на афишном столбе объявление:
«На основании распоряжения № 4 Начальника отдела конфискаций и реквизиций генерал- губернаторства (Вестник распоряжений генерал-губернаторства, ст. 641) и распоряжения губернатора «дистрикта Галиция» (Правительственный дневник Галиции, ст. 81) сообщаю для сведения:
1. Еврейское население Лемберга должно в десятидневный срок сдать все меховые изделия, составляющие части одежды или в виде отдельных обработанных и необработанных шкурок.
2. Исполнение этого распоряжения возлагается на юденрат Лемберга.
3. Не выполнившие этого распоряжения караются смертью.
Бургомистр Лемберга доктор Куят».
«Снова сдавать, нет и не будет конца до смерти», — горестно думает Краммер. Разглядывает рядом стоящего человека: невысокий, коренастый, лицо в шрамах морщин, поседевшие кудри свисают клочьями,
