ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Майское солнышко все чаще прорывается в гетто, зеленеет трава, ветки деревьев обрастают зелеными листиками. Второй месяц нет акций, у узников затеплилась надежда на нормальную жизнь.
Нормальная жизнь! В пять утра гетто пробуждается от холодного и голодного сна. Наспех проглотив кроху хлеба, хлебнув эрзац-кофе, скелеты с черепами, обтянутыми кожей, выходят из домов на работу. Болтаются за спиной рюкзаки, свисают с плеч нищенские мешочки. К шести утра нарастает поток лохмотьев со звездами, призраки заполняют улицы гетто. Проходит полчаса — и снова пустеют улицы. Изредка промелькнет юденратовский чиновник, протащится женщина на единственную базарную площадь. Выходят из подворотен заморыши со сморщенными личиками и лягушачьими лапками. Гоняются друг за другом, угрюмо играют в шупо и преследуемых ими евреев.
Натан Бергер предложил новую игру — в партизан. Занимательная получилась игра: «партизаны» выслеживают «шупо» и «полицейских», ловят, судят, казнят. И сегодня носятся «партизаны» по Замарстыновской, ищут «полицейских», а те от них прячутся. «Партизан» Натан разыскал в дворовой уборной «полицейского» Ефима, вытаскивает, а тот ухватился за дверь, упирается.
Пятилетний Семен, тоже «партизан», помогает Нагану, кричит:
— Нечестно, раз поймали, должен идти!
Ефим во весь голос созывает «шупо» и других «полицейских»:
— На помощь, напали жиды!
— А где жиды, кто зовет на помощь? — насмешливо выясняет вахмистр полиции. За ним два полицая с плетями. Увидели дети черную форму, черные погоны, трезубы на рогатых шапках-мазеповках, трясутся со страха.
— Где же, жиденята, жиды? — хохочет вахмистр.
У одного полицая трясется от смеха шапка, другой за бока ухватился.
— Спасибо, жиденята, что посмешили, — благодарит вахмистр. — А за нарушение порядка придется отправить в полицию. Не бойтесь, не в чужую — в жидовскую.
Замарстыновская светится кладбищенской пустотой, тишина — тоже кладбищенская. Шагают между полицаями Натан, Ефим и Семен, с ними их страх: надеяться не на что. С опаской глядит Семен на черных великанов (такими видит со своего пятилетнего роста), побыстрее семенит ножками.
Остановились полицаи у дома 106, на стене небольшая табличка: «II комиссариат еврейской службы порядка». Завели в дежурную комнату, аспирант еврейской полиции Каннер тянется перед вахмистром украинской полиции.
— Задержаны за нарушение порядка на улице, — вахмистр кивнул на детей. — Отправить с очередным транспортом!
— Слушаюсь! — козырнул аспирант.
Ушли полицаи, обрадовались Натан, Ефим и Семен. Свои дяди — евреи сейчас отпустят, и они убегут домой, к маме. Никогда больше не будут играть на улицах. Ушам не поверили, когда аспирант приказал полицейскому:
— Отвести в камеру!
Мечутся Натан, Ефим и Семен по маленькой камере, нажимают на дверь, хватаются за решетку окна.
Стучит Натан кулачками в дверь, истошно кричит:
— Золотые паны! Отпустите нас к маме, не губите. Никто не подходит, молчание еще больше пугает. Еще пуще, изо всех сил колотит Натан по двери, кричит что есть мочи:
— Золотые паны, отпустите нас к маме. Жить хотим! К маме, к маме, к маме!
И Ефим стучит кулачками в дверь, кричит вместе с братом:
— Жить хотим! К маме, к маме, к маме…
Рыдает Семен, исходит слезами, прижался спиной к двери, ножками барабанит, кричит:
— Мама!.. Мамочка!.. Мамочка!..
Подошел аспирант к полицейскому:
— Успокойте детей, их крики рвут мое сердце, невозможно работать.
Отдал честь полицейский, подошел к двери камеры:
— Тише, дети! Послали за мамой, скоро придет. Умолкли детишки, уселись на пол, ждут маму. Сами не поймут, почему так испугались. В полиции все дяди — евреи, с самого начала было ясно, что попугают и отправят домой. Почему же до сих пор нет мамы?
У входа во второй комиссариат еврейской службы порядка остановился грузовик. Вошел полицай в дежурную комнату, выясняет у вскочившего аспиранта:
— Какой сегодня улов?
— Неважнецкий! — говорит аспирант. — Шесть рыбешек, половина — плотва.
— И плотва пойдет в счет! — скалит полицай зубы.
Без верхней одежды Фира примчалась в полицию, когда автомобиль отъезжал. Сидящие на дне кузова дети не увидели маму, и она не увидела их. Видит полицаев, сидящих на доске за кабиной, услышала крик Натана. Бросилась за автомобилем, а он убыстряет ход, полицай манит пальцем. Бежит Фира за грузовиком, задыхается, руки протягивает, кричит что есть мочи:
— Остановитесь!.. Остановитесь!.. Отпустите моих детей!..
Умчался автомобиль, скрылся. Обессиленная вернулась в комиссариат, шатаясь, вошла в дежурную комнату. Аспирант Каннер вежливо приглашает присесть:
— Чем, пани, могу служить?
Не села, рыдает, рвет ворот платья.
— Где мои дети?
— Какие дети? — переспрашивает Каннер непонимающим тоном.
— Видела, как их увозили! — кричит сквозь рыдания Фира.
— Так это были ваши дети, — тяжко вздыхает Каннер. — Ужасно! — Еще раз тяжко вздохнул. — Ну почему вы не пришли чуть-чуть раньше?!
— Что с ними, где мои дети? — перед глазами Фиры все тот же автомобиль, увозящий на гибель детей.
И Каннеру мерещится автомобиль, не Фиру успокаивает — свою нечистую совесть.
— Милая пани, очень вам сочувствую, но ведь и мы подневольные служащие, обязанные выполнять предписания властей. Два украинских полицейских привели в комиссариат трех очень милых детишек, как я теперь понимаю, ваших, и приказали задержать за нарушение порядка на улице. Пришлось выполнить, однако тут же у старшенького выяснил адрес и послал за вами функционера службы порядка.
— Не приходил полицейский, сообщили соседские мальчики, — теряя последние силы, прижимается Фира к стене.
Вскочил Каннер, пододвигает стул:
— Садитесь! Очень прошу, милая пани, садитесь. Подвел Фиру к стулу, усадил, налил из графина воды в стакан:
— Выпейте, милая пани, и успокойтесь. На все божья воля!
— Где мои дети?
— Это же надо, такая беда! — Каннер огорченно покачал головой. — Не успел дойти до вас полицейский, и я ничего не смог сделать. Приехали паны из украинской полиции, забрали всех задержанных и увезли. Уговаривал не брать детей — и слушать не стали. Ужасное время!
— Куда увезли моих детей?
— Точно не знаю, но думаю, что в тюрьму на Лонцкого. Обычно туда увозят задержанных.
«Мои дети на Лонцкого!» — Фира знает эту тюрьму: ежедневно туда гонят львовян, ежедневно вывозят оттуда трупы.
