Читает ли, если помнит, греческие молитвы, обращаясь к Марии с младенцем? Или, воздев ладони, произносит слова Аллаху? И что говорит он, стоя в головах? Просит прощения? Плачет? Или напутствует? А потом смотрит на азиатский берег, где занимается рассвет, гадая, как повернется судьба империи и его судьба после ночных событий.
И возвращается в казармы.
Память о временщиках проходит быстро и вскоре могила Ибрагима затерялась среди прочих, таких же безымянных, надгробий.
Через несколько дней Синан подал рапорт, где просил отправить его инженером армии Лутфи-паши в поход по западным провинциям империи. Прошение удовлетворили и Синан исчез из Стамбула. Два года он провел вдали от столицы, где после гибели Ибрагима многие головы увенчались тюрбанами, другие же слетали с плеч долой, слетали.
Они побывали на Корфу, где сразились с венецианцами. Прошлись с разведкой по италийским землям в Апулии. Зимовал Синан в Рагузе, блуждая ветреными вечерами по стенам города, который свернулся на берегу как улитка.
Армия вернулась в Стамбул только в 1538-м году. К тому времени умер главный архитектор империи Ашем Али, вывезенный из Табриза еще при Селиме Грозном. Это он возвел для Селима мечеть на Четвертом холме, и старый дворец построил – он же.
Но преемника все не назначали.
Неизвестно, кто хлопотал за Синана при дворе, но в год гибели Ибрагима многие решили, что Синан выслан из города по монаршей немилости, и просили за него как следует. И вот по возвращении беглеца выходит указ, из которого следует, что султан не только не держит зла, а, наоборот, благоволит, и что янычар инженерных войск и начальник личной охраны назначается теперь главным архитектором султана, читай – империи.
Уже через месяц Синан едет в священный город ислама Иерусалим и правит в городе работы на стенах Храма Камня, откуда Пророк свершил ночное вознесение к райским небесам, и сию же секунду вернулся обратно, не дав молоку из опрокинутого кувшина пролиться на землю, а кобыле Бурак с лицом женщины и хвостом павлина – моргнуть глазом.
По пути в Иерусалим Синан заезжает в Дамаск и Каир, где видит древние зиккураты мамелюков и египетские пирамиды.
И к осени возвращается в Стамбул.
В столице его ждет первый имперский заказ. Это новая и отныне единственная жена Сулеймана, «русская рыжая ведьма Роксолана» (так ее называют в народе) приказывает выстроить в городе небольшую мечеть и медресе, где бы она вместе с другими правоверными женщинами могла предаваться молитве и чтению.
Мечеть, медресе и лечебница появились на всхолмии между Мраморным морем, Вторым и Четвертым холмами, как раз напротив базара невольниц, где в свое время мать Сулеймана Хафса-Хатун купила деву славянских кровей, и подарила сыну, как водится, на первую после поста ночь.
Отсюда и выбор места.
Теперь эта дева возлежит на носилках и смотрит сквозь полог. Ее несут через ипподром, откуда во вторую после смерти Ибрагима ночь бесследно исчезли греческие боги, и улыбается, потому что знает, как и куда они исчезли. Оглядывается на запад, где на склонах холма стоял Старый дворец, она закрывает глаза, ибо провела в его гареме годы одиночества, которые не воротишь. Но ее султан это ее победа, а значит и город, и будущее империи тоже отчасти принадлежат ей.
Она смотрит в сторону моря и решает, что здесь хорошо построить бани.
И что если новый архитектор справится с первым заказом, можно и эту работу поручить ему.
Они появляются на стройке неожиданно и рабочие падают ниц, поскольку никому неизвестно, кто скрывается за пологом.
Отодвинув ткань, она видит архитектора, который сам, чтобы не ударить в грязь лицом, вымеряет арки айвана.
И на ее тонких губах снова улыбка.
После смерти Ибрагима дела Синана как-то особенно быстро пошли в гору. За несколько лет он построил десятки мечетей и караван-сараев по обе стороны Босфора, а также в богатых городах провинции Эрзерум и Конья.
На деньги от первых заказов он купил небольшой участок земли в Новых садах, над которыми еще вчера стоял Старый дворец, неожиданно выгоревший дотла вместе с обитателями гарема.
На этой земле Синан выстроил большой дом, поскольку жена, которой не было и пятнадцати лет, когда он выкупил ее на том же Аврат-базаре, уже родила ему Мехмеда и Мустафу, и трех дочерей – тоже родила. А тут еще племянники из Кайсери, и нужно много места под одной крышей, чтобы жить вместе.
На Третьем холме, где стоял Старый дворец, Синан хотел выстроить большую пятничную мечеть, чей блеск и величие затмили бы все, что построил до этого времени. Но султан, из чьей казны только и можно было оплатить такую стройку, не спешил делать заказ. Чуть ниже на западной стороне холма уже появилась искусная мечеть принца Мехмеда, строгая и симметричная, выстроенная памяти сына Сулеймана, умершего от оспы. Сам же султан тянул время, приглядываясь, как живет во блеске славы тот, кто еще вчера служил в янычарах.
Ведь и визирь Ибрагим купался в золоте и славе много лет, однако лишился жизни в одночасье через рассечение шейных артерий, и могила его неизвестна.
Синан стал придворным архитектором на пятом десятке. Долгая жизнь при дворе учит умного соблюдать меру в том, как держать себя перед лицом верховной власти, когда стоишь на полногтя от ее источника.
Знал это Сулейман, и Синан знал тоже.
Но строительство главной мечети Стамбула началось только в мае 1550 года.
Два года ушло на выравнивание склона и закладку фундамента. Все это время Синан проводил в разъездах, чтобы султан не имел возможности торопить архитектора. А уже через семь лет строительство одной из колоссальнейших мечетей Стамбула было закончено. Темпы особенно поразили европейских путешественников. Поскольку в Европе на возведение аналогичного сооружения тратились века. Конечно, главную роль играли неограниченные финансовые субсидии султана и огромная армия наемных работников. Но секрет еще и в том, что на исламской стройплощадке всегда царило разделение труда, когда каждый занимается только своим, «узкоспециальным», делом.
Известняк для стен и гранит на колонны вырубали на островах Мраморного моря, куда Синан ездил сам и выбирал, что нужно в дело.
В мастерских города тем временем лепили и обжигали тысячи легчайших кирпичей, которые пойдут на купола мечети, а из провинции шли и шли наниматься на службу сотни армян, ибо кто знает лучше армянина толк в искусстве камня? Поэтому и шли.
Вечерами, если случалось, что султан и его архитектор оказывались в городе, они встречались. Встреча происходила не во дворце, как принято, а в мастерских района Вефа, где работала артель Синана, и сам архитектор сидел над чертежами.
Поскольку язык инженера неведом султану, мастера Синана делают из дерева миниатюрную модель мечети с куполами и минаретами, воротами и фонтаном для омовений посреди двора. Они подводят к игрушечному фонтану воду, которая бьет в тот момент, когда Синан показывает модель своему господину, и тот восхищенно качает головой.