— Я делаю.
— Точно?
Поговорили называется.
Арина выгуливала Гарри — семеновского французского бульдога — и занималась простейшими дыхательными упражнениями, вот и вся ЛФК. После десяти дней жизнь понемногу стала вползать в колею, или «устаканиваться» — как поговаривал глава семьи. По вечерам пили чай, по просьбе хозяйки Арина читала вслух пару-другую рассказов О. Генри.
— Ты давно не получала зарплату.
— А когда я работала?
— Мне, кстати понравились твои заметки о клубе.
Виктор Иванович строго смотрел из-под очков.
— Я давал тебе немного денег в санаторий, на разные мелочи, так это было месяц назад. Возьми мой коричневый кошелек, в кармане пиджака, неси сюда.
— Вот.
Виктор Иванович вынул пару пятисоток.
— Держи.
— Спасибо.
— Хочешь заняться «Астролябией»? Целиком. Дизайн, обстановка, порядки, персонал? А?
— Я не потяну. Я в строительстве не смыслю ни фига.
— Так я тебя прорабом и не приглашаю.
Людмила Георгиевна оторвалась от «Домового» и заметила поучительно.
— Кесарю — кесарево.
— Вот именно.
— Не умею руководить. Придумать что-нибудь, это запросто, но претворять в жизнь, нет, не мое.
— Значит решено.
Не без юмора подытожил суровый шеф.
— Завтра к девяти со мной в офис. Там и разберемся.
— Виктор Иванович, пожалейте.
— Нет. Ни за что.
Арина всплеснула руками, топнула ногой.
— Еще разок. Мать, взгляни, какой темперамент, а притворяется флегматиком.
— В тихом омуте черти водятся.
— Спасибо.
Арина повторила еще раз, более ехидно.
— Спасибо огромное.
— Чай, кстати, будет сегодня?
— Да. Жасминовый.
— Гадость какая. Пейте, девочки сами. Мне цейлонского, пожалуйста. В мою любимую кружку с подсолнухами. И три ложки сахара, как всегда.
Арина набрала номер Евдокии Яковлевны. Поболтала о пустяках, поблагодарила за книжку Майлсон. Угодили, очень! Поинтересовалась проблемами, болезнями, сплетнями и новостями. Выслушала исчерпывающийся репортаж, привнося в него подобающие краски междометий и коротких уточняющих вопросов. Разговор получился чуточку забавным, чуточку горьким. И закончился на печальной ноте.
— Дочь задумала взять реванш за старые обиды. Настаивает на разделе квартиры. Чтобы я съехала в коммуналку. На что приличное можно разменять мои руины Парфенона? Просто кошмар. Подает в суд.
— А где она живет?
— С мужем, но надумала разводиться. Внучки прописаны у меня, я ведь не вечная, все понимаю. Была у нас такая договоренность. Не представляю, что делать теперь. Ума не приложу.
— Почему бы ей — не разменять квартиру мужа?
— Он, деточка, как бы выразиться помягче, деловой человек. Его она боится, как черт ладана. Придется мне покидать насиженный угол.
— Да уж, ситуация.
— Вы, деточка обо мне не волнуйтесь. Перемелется, мука будет. Может, все иначе сложится. Заговорила я вас. Уже давно спать пора.
— Пол одиннадцатого, всего на всего.
— Спокойной ночи, голубушка.
— Спокойной ночи, Евдокия Яковлевна.
Положительно, мир полон проблем и горя!
Утро оказалось свежим и прекрасным, несмотря на слякоть и пепельный цвет неба. В квартире пахло кофе и тостами, на улице весной. Гаррик всюду совал влажную пуговку носа, лихорадочно вилял огрызком хвостика и не хотел возвращаться.
— Как бы не так, господин француз, как бы не так.
Морщинистая мордашка пса выглядела необыкновенно умильной и ласковой. Но Арина, не вняв мольбам, втащила бульдога в подъезд.
— Домой. Домой.
— Арина, выходим через пять минут.
— Димочки еще нет.
— А пусть попробует опоздать, я ему покажу гаррикову мать.
— Почти стихи.
— Не критикуй прямое начальство.
Арина кивнула, заглянула в зал, там она ночевала, там лежали ее вещи, подхватила сумку. Что еще? Подкрасить губы? Все-таки выход на люди. Или не стоит? Наверно, она действительно стала забываться. Прежняя сдержанность в отношениях с Семеновыми уступила место фамильярности. Так и по носу получить недолго, невесело подумала она. Не заметила, как перестала считать их чужими людьми. Распустилась, идиотка. Мало тебя жизнь учила?!
— Ариночка!
— Да, Людмила Георгиевна.
— Мы тебя заездили совсем, а ты сама недавно из больницы. Так расстроилась, ничего не соображала эти дни. Как мне, вернее нам с Нафаней, повезло, что ты оказалась рядом. Как повезло.
— Пустяки.
— Да нет, совсем наоборот.
— Арина, не телись!
Подал голос из прихожей обувающийся глава дома.
— Дел невпроворот!
— Нафаня, ты ведешь себя как свинья. Взгляни на девочку, она же серого цвета. Сама чуть дышит, а ночей не спала из-за меня. Ей еще лечиться и лечиться.
— Ерунда.
— Я тебя как стукну!
Людмила Георгиевна выплыла в коридор, шутливо замахнулась на мужа и вдруг обняла, прижалась к нему крепко, чмокнула в щеку, отпустила, посмотрела со стороны, покачала головой, вынула платочек, стерла отпечаток помады со щеки.
— Давно ты меня не целовала, мать.
— Две недели.
— Целых две недели? И не выходила никуда. Представляю, что в твоей школе творится.
— Плохо представляешь. Ну, иди.
Они спустились по лестнице, Арине показалось, что твердокаменный шеф раскис и вроде бы даже хлюпает носом. Точно показалось. Плачущая статуя командора и та удивляла бы меньше. Димочка, как
