— Пусть попробуют, — наконец, сказал волхв. — До полнолуния оборотень будет бессилен. К тому же он о трех ногах.
— Лапа тоже исчезла, — вспомнил я. — Может, и она приживется?
— Ты своей саблей ее отрубил?
— Да, я же говорил.
— Тогда не приживется. Против этой сабли он бессилен. Если бы ты его проткнул, было бы наверняка.
— Кто же мог знать! Я впервые встречаюсь с оборотнями. Раньше думал, что это сказки. А чем, кроме сабли, с ним можно справиться?
— Заговоренной стрелой, — ответил волхв. — Только взять ее неоткуда. Был бы я в силах!
— А серебряной пулей его убить можно? — спросил я, вспомнив, что где-то слышал нечто подобное.
— Серебро магический металл, — ответил, подумав, Костюков. — А если освятить в церкви, то, может быть, и получится. Только где взять такую пулю? Да и не простое дело оборотня убить. Тут нужно соблюдать многие условия: знать заговор, быть одному, одной пулей и попасть с первого раза.
— Думаю, сделать пули не очень сложно. Кузница в селе есть, возьму серебряные монеты, расплавлю и отолью, — сказал я.
— Ты что, кузнечное дело понимаешь? — удивился волхв.
— В таких объемах, — начал я и поправился, чтобы меня поняли, — немного умею. Пулю отлить дело нехитрое.
— Коли так, попробуй. Эх, если бы я на ноги встал, я бы с ним за все посчитался! Однако, боюсь, что до полнолуния в силу войти не успею!
Я не стал спрашивать, почему же тогда он попал в плен к Вошину и просидел несколько месяцев в его темнице. Увы, видимо, не только мы, люди, но и волхвы имеют слабость преувеличивать свои возможности.
— Значит, сначала пусть местные жители организуют облаву, а не получится, я пойду на охоту…
— Почему только ты, я тоже, — сказал Иван. — Не убил с первого раза, убью со второго.
— Вы можете посоветовать, как правильно организовать облаву? — спросил я Костюкова.
— Оборотень сейчас прячется, до полнолуния…
— Про полнолуние вы уже говорили, — перебил я.
— Пускай во всей округе проверят все ямы, старые медвежьи берлоги, глубокие овраги. Может быть, и повезет. Хотя вряд ли…
— Понятно. Хорошо, я тогда пойду решать вопрос с пулями.
— Я с тобой, — вызвался Иван, — вдвоем веселее.
Оставив волхва набираться сил, мы отправились к Трегубову. Василий Иванович лежал постели с привязанным к ноге грузом и жаловался окружившим его ложе гостям на свою тяжелую жизнь. Здесь же была и Аля, как мне показалось, полная сочувствия к бедному страдальцу. Кроме нее, сочувствовали страждущему еще четыре дворянские девицы, умильно глядевшие на холостого богача и одинаково манерно обмахивающиеся душистыми кружевными платочками.
— Ну, что ты решил с облавой? — спросил я, прервав горько-сладкие стенания помещика. — Нужно срочно собирать народ и прочесать все окрестности. Особенно берлоги, ямы и овраги.
— Куда же я с больной ногой, — горестно сказал он, — коли здоров был бы, тогда всенепременно, а так! Плохой из меня нынче охотник.
— Тебе и незачем участвовать, лежи, лечись. У тебя есть толковые егеря?
— Как не быть.
— Распорядись, чтобы их позвали, и прикажи, чтобы они слушались меня.
— Ах, все это пустое! Пусть Платон Кузьмич распорядится.
— И еще мне нужны два хороших ружья.
— Это все Платон Кузьмич. Знал бы ты, Алексей Григорьевич, как трудно быть возвышенным, чувствительным человеком!
— Откуда же нам такие тонкие чувства испытывать! — заверил я бедного страдальца.
Больше мне здесь делать было нечего, тем более, что Алевтина, подслушав, о чем я думаю, глядя на бледного красавца и его обожательниц, обижено надула губы и отвернулась.
Мы с Иваном, прихватив с собой нового управляющего, отправились в оружейную комнату. Арсеналу Трегубова оказался впечатляющим. Большинство ружей и пистолетов можно было, не сомневаясь, отправлять в музей прикладного искусства.
Однако, мне нужны были не музейные образцы с инкрустацией, позолотой, тончайшей гравировкой и прочими красивостями, а нормальные охотничьи ружья, из которых можно было метко стрелять. Такие тоже нашлись. Я выбрал два английских кремневых ружья, тоже, кстати, завораживающих взгляд классическим совершенством линий.
— Вот это ружьецо! — восхищенно цокал языком Иван, когда мы шли в село разыскивать кузницу. — Знатное ружьецо! Это чья работа?
— Аглицкая.
— Слышал про такую страну. У них королем Егорий?
— В смысле, Георгий? Кажется. У них этих Георгиев много было.
— А из чего ты пули лить думаешь?
— Как из чего? Из рублей, конечно. Или у тебя есть другие предложения?
— Из рублей жалко. Я в господском доме видел ложки подходящие. Может, из них сподручнее?
— Господские ложки много дороже стоят, чем монеты, к тому же неизвестно какой они пробы, а рубли делаются из чистого серебра.
— Проба-то что, почему бы и не попробовать, — по-своему перевел Иван слово «проба», — только дорогим это оборотень окажется, коли на него столько денег уйдет.
— Ничего, — успокоил я рачительного хозяина, — мы потом с Трегубова деньги стребуем.
— Ну, только если так!
За разговорами мы вошли в село. Жили трегубовские крепостные в скудости. По пути нам не встретилось ни одной новой избы. Видимо, Вошин, при попустительстве помещика, был экономным человеком — обдирал крестьян как липку. Пора была страдная, и народа не было.
Только около церкви нам встретился крестьянин на чем-то, отдаленно напоминавшем телегу, и показал, где найти кузнецу. Мы прошли в конец села к изрядному глинобитному зданию с прокопченными стенами.
— Есть кто живой? — крикнул я в «мрачные недра» кузницы.
Оттуда, не спеша, вышел крупный мужик в кожаном фартуке.
— Чего нужно? — спросил он без обычной крестьянской робости, исподлобья рассматривая нас с Иваном.
— Кузнец нужен.
— Я кузнец, — вежливо ответил он.
— Можно войти? — спросил я, приятно удивляясь такому непривычному
