Шутка была не остроумной, я ей не улыбнулся и продолжал рассматривать странного человека. Он уже подошел ко мне шагов на двадцать, там остановился и глядел, прищурив левый глаз, так, как будто целился. Первым делом я подумал, что он имеет какое-то отношение к розыскной команде. Однако, судя по тому, как он себя держал, на профессионального воина это малорослый тип никак не тянул. Одежда у него была совершенно непонятного и неизвестного мне социального сословия — какая-то сборная солянка из расшитого серебряными позументами и цветными каменьями придворного камзола, облезлой боярской шапки и крестьянских опашней.
Мы смотрели друг на друга, и я видел, что он все больше раздражается. Аркебуза в его руках была достаточно веским доводом, чтобы заставить относиться к себе с уважением и я, вежливо мочал, ожидая, что он еще скажет. Наконец он скривил лицо в презрительную мину и пронзительно закричал:
— Сколько я вас, холопов, уже перебил, а вам все мало!
Теперь этот человек выглядел форменным безумцем, и я подумал, не его ли рук дело убитый хозяин землянки.
— Я не холоп, — стараясь быть спокойным, сказал я, — и мне не нужна ваша земля. Я здесь оказался случайно.
— Деревню сжег, а вам все неймется! Земли моей хотите! Подавитесь! Дам я вам всем эту землю на вечные времена! — начиная трястись то ли от ненависти, то ли от гнева, и не обращая внимания на мои слова, опять закричал он.
— Погодите, — попытался я хоть как-нибудь его отвлечь и сделал два шага вперед, — если вам не правится, что я на вашей земле, то я уйду!
— Уйдешь! — затрясся он. — Изгадил мне все, а теперь уйдешь!
— Да о чем вы толкуете? Я тут случайно оказался…
— Фильку-холопа ты зарыл?! Землю мне истоптал?! Кто позволил! Крамолу сеешь!
Он окончательно впал в безумие, кричал, приплясывал на месте и целился в меня из своей аркебузы. Что он может сделать в следующее мгновение, было совершенно непонятно. Фитиль дымился, расстояние между нами было подходящее для выстрела, но никак не для рукопашной схватки, и я растерялся. Дать пристрелить себя обыкновенному сумасшедшему, не самое удачное окончание «политической карьеры». Я лихорадочно думал, чем его можно заговорить и как отвлечь, чтобы подобраться на бросок.
— Так это вы Фильку застрелили? — спросил я, делая вперед еще один маленький шажок. — Меткий выстрел!
Комплимент явно ни достиг цели, мой визави пропустил его мимо ушей, но маневр заметил:
— Стой на месте, холоп! Я все вижу, все знаю! Молись Господу за душу свою грешную! Скоро ты предстанешь перед грозным ликом его и ответишь за все свои преступления!
Более дурацкую ситуацию сложно было придумать. Чокнутый слышал только себя и в любой момент мог выстрелить. К тому же меня заклинило, как говорится, «на нервной почве» и не получалось найти неординарный выход из ситуации. Броситься на него, было бы чистым самоубийством. Не попасть в человека из аркебузы с такого состояния, нужно было очень постараться. К тому же я не знал, какой дрянью она заряжена. Если картечью, то при выстреле шансов у меня вообще не оставалось — разнесет на клочки.
— Погодите кипятиться, — сказал я и приветливо помахал рукой, — какие еще преступления? Если хотите, я сейчас же уйду отсюда. А за то, что ходил по вашей земле заплачу ефимку.
Однако это предложение вызвало новый взрыв ярости. Псих подпрыгнул на месте и строя гримасы, начал ругать меня последними словами. Что его на этот раз так рассердило, было совершенно непонятно. Я знал, что логика у душевнобольных своя и чтобы договориться до чего-нибудь путного, нужно найти у каждого его Ахиллесову пяту, но делать это в положении, когда в тебя вот-вот выпалят, было не совсем комфортно.
Я попытался воспользоваться его ненавистью к пришельцам и, таинственно подмигивая, предложил:
— Боярин, хочешь, покажу, где я закопал Фильку? Мы его вместе выроем и выкинем с твоей земли?
Заманчивое предложение, увы, не получило отклика. Бесноватый вскинул свою железную трубу и стал теперь целиться в меня с плеча. В это момент новое обстоятельство еще сильнее осложнило ситуацию. За спиной у психа я увидел Алену. Она подкрадывалась к нему сзади, держа в вытянутой руке ятаган. Что она с ним собирается делать, я не понимал, но ее присутствие здесь было совершенно лишним.
— Молись, холоп, пришел твой последний час! — закричал псих, держа аркебузу у правого плеча, а левой рукой собираясь прислонить к запалу дымящийся фитиль.
— Погоди, не стреляй, — отчаянно крикнул я, боясь упустить момент, отскочить в сторону.
Алена уже находилась в десяти шагах от ненормального. Тот, увлеченный моим расстрелянием, ничего не видел и не слышал. Я стоял перед ним, как голкипер в створе ворот во время пенальти, пытаясь угадать в какую сторону падать, и девушка мне мешала, невольно отвлекая внимание.
Наконец наступил момент истины. На полке ружья вспыхнул порох, я бросился в сторону и, уже падая, увидел вспышку и услышал громоподобный выстрел.
Глава 12
Сначала я открыл глаза, и только потом почувствовал, как меня гладят чем- то мягким по щеке. В землянке была настежь открыта входная дверь, и ее светлый прямоугольник, показался тем самым сияющим тоннелем, который, по рассказам людей, побывавших в состоянии клинической смерти, видят умирающие.
— Где я? — задал я самый банальный в таких случаях вопрос.
— Тихо, лежи спокойно, — ответил мне голос Алены. — Все хорошо.
Сознание начало возвращаться, и мне удалось поднять глаза на девушку. Я понял, что лежу на нашей лавке, а она сидит рядом и гладит меня по щеке ладонью. Девушка была жива- здорова и это сразу успокоило.
— Где бесноватый? — спросил я, опуская тяжелые веки.
— На дворе лежит, там, где я его убила, — спокойно сказала Алена.
— Ты серьезно? — воскликнул я, попытался приподняться, но грудь пронзила острая боль, и почти помутилось сознание.
— Тихо, тихо, голубчик, — ласково сказал она и, наклонившись ко мне, прижалась ко лбу мягкими губами.
— Убила, — растерянно переспросил я. — А со мной что?
— Тебя немного ранило, ничего страшного, скоро все пройдет.
— Все-таки он в меня попал! В грудь?
— Лежи, лежи не волнуйся, а то горячка будет.
— Какая еще горячка! Мне нужно выйти.
— Тебе нельзя вставать, — испугалась девушка. — Я тебя сюда еле-еле притащила.
— Алена, со мной все в порядке, — сказал я почти нормальным голосом. Нужно было, чтобы она перестала за меня бояться и смогла как-то мобилизоваться. — Если я останусь
