— Тебе надо отдохнуть, ты устал, — напомнила я, поворачиваясь на спину, чтобы лучше его видеть.
— Я не пойму, что же ты со мной делаешь! — воскликнул он, заключая меня в объятия.
Мне показалось, что он очень обо мне соскучился, и мне стало так его жалко, что в глазах все поплыло, и я тоже его обняла. Что он дальше делал со мной, я, конечно, не запомнила. Могу только сказать, что в этот раз он меня совсем не жалел, но я на него за это не в обиде. После того как мы оба чудесно спаслись, я поняла, что Господь на меня больше не в обиде и грешить оказалось совсем не страшно.
Когда мы, совсем измучившись, отдыхали, я спросила Алешу, у всех ли людей бывает так же как у нас с ним.
— Вряд ли, — задумчиво ответил он. — Для любого дела, в том числе любви, нужно иметь талант или хотя бы взаимопонимание. К сожалению, большинство из нас эгоисты и думают только о себе.
— А что такое талант? — спросила я.
— Это вроде твоего дара, — объяснил он, — вот у тебя есть талант понимать, о чем думают люди, у меня, — он задумался, потом, усмехнувшись, продолжил, — выкручиваться из сложных ситуаций и любить тебя.
— Правда? — спросила я.
— А ты сама этого не чувствуешь?
— Чувствую, — ответила я. — Знаешь, как я испугалась, что больше никогда тебя не увижу!
— Я тоже этого больше всего боялся, — сознался он.
— А что такое, — я постаралась правильно произнести непонятное слово, — эгоизм?
— Когда человек думает только о себе, — ответил он, — по-русски — себялюбие.
Я помнила, как он все последние ночи хотел быть со мной, но чтобы не обидеть, старался меня не трогать, и сказала:
— Я знаю, как ты все это время мучился, и если…
— Очень, — быстро ответил он и прижал меня к себе. — Но ведь ты устала и хочешь спать!
— Быть с тобой я хочу еще больше, — прошептала я, отвечая на его долгий поцелуй.
Тогда он так сильно меня сжал, что я застонала. Алеша испугался, что делает мне больно, хотел отстраниться, но я обхватила его тело руками и ногами и не отпустила. Он начал меня обнимать и ласкать и очень долго что-то делал со мной, от чего я совсем изнемогла. Потом мне стало так горячо внутри, что я подумала, что это неспроста, и я от него понесла.
Когда Алеша отпустил меня, я уже ничего не соображала, чувствуя, что силы у меня совсем кончились. Потом я сразу заснула.
Когда мы проснулись, Алеша очень хотел еще удержать меня в постели, но я благоразумно увернулась и напомнила ему про эгоизм. Он засмеялся и дал мне наконец одеться. Я нарочно его стеснялась, но сама одевалась очень медленно, потягивалась и поворачивалась к нему разными сторонами, чтобы ему было лучше видно.
— О, женщина, тебе коварство имя! — весело, воскликнул он, шлепнул меня по попке, быстро собрался, и мы пошли обедать.
К тому, что мы с ним спим в одной комнате, все в доме уже привыкли, и никто про нас плохо не думал. За столом разговор зашел все о том же Чертовом замке, как его называл Алеша. Тетка Степанида рассказала, что там кто-то из местных видел привидение женского пола. Я сразу навострила уши и спросила:
— А какое оно из себя?
— Говорят, что будто белая баба, — ответила она. — Она заманивает людей заглянуть в колодец, а потом их туда сталкивает.
— Нет там никакого колодца, — вмешался в разговор Алеша. — И привидений тоже не бывает. Все это сказки!
Я не стала с ним спорить и тем более рассказывать, что сама видела ночью.
— Как же это не бывает привидений, — вмешался в разговор Фрол Исаевич, — когда я сам его видел! Шел я как-то мимо кладбища, а оттуда выходит баба в белом саване и идет за мной. Я быстрее и она быстрее. Я побежал, она следом. Ночь, вокруг ни души, а баба бежит сзади и зовет: «Фрол, остановись!». Добежал я до церкви, вошел в ограду, она и отстала. Оглянулся, а она уже пропала, будто ее и не было!
Все примолкли и испугано смотрели на портного.
— Может, это вам показалось, — сказал Алексей Григорьевич. — С испуга мало ли что привидится.
— И чего, тятя дальше? — спросила дрожащим голосом Дуня.
— Ничего, помолился Господу и пошел себе домой, — недовольно ответил Фрол Исаевич. — Давно это было…
— Баба-то хоть ничего собой была или не очень? — ехидно спросил Алеша.
— Не разглядел, темно было, — серьезно ответил портной, — я тогда такого страха натерпелся, что мне не до того было.
— А я б сразу на месте померла, — задумчиво сказала тетка Степанида. — У меня от страха сердце заходится и ноги отнимаются.
Я начала вспоминать, что чувствовала этой ночью и поняла, что никакого страха у меня не было. Решила, это потому, что я деревенская и грубая, а они городские и нежные, потому у них от всякого пустяка сразу же начинается слабость.
После обеда Алеша пошел играться своей новой саблей, а меня зазвала к себе Дуня. Сначала разговор шел все о том же, о привидениях, домовых и ведьмах, потом, как водится, заговорили о любви. Девушке очень хотелось узнать как у нас все это с Алешей, она и так и сяк подводила разговор, но на прямую спросить не решилась. Конечно, я могла и сама ей все рассказать, но почему-то и у меня не поворачивался язык говорить о наших с ним тайнах.
Потом мы с ней долго болтали о нарядах. Дуня рассказывала, как здесь, в городе, одеваются девушки. Ее отец обшивал всех городских богатеев, и она все и про всех знала.
— Вот пойдем вечером гулять по улице, я тебе всех покажу! — пообещала она и неожиданно, спросила. — А у вас с Алексеем Григорьевичем уже было?
— Да, — ответила я, и только после этого опомнилась. — Молодая ты такие вещи спрашивать!
— Скажешь тоже, молодая! Мы с Семеном уже давно!
Я удивилась, не понимая как так, получилось, что я ни разу не смогла прочитать об этом в их мыслях.
— Врешь ты все! Ничего у вас с ним не было! — твердо сказала я.
— Твоя правда, — вздохнула Дуня, — а уже хочется, ужасти как. Может, расскажешь, как это бывает?
— Ну, чего здесь рассказывать! Сначала целуешься, а потом все само собой получается. Главное ноги правильно расставить.
— А почему? — удивилась Дуня, подумала, догадалась сама и широко развела колени. — Так?
— Я сама током не знаю, просто так положено. Наверное, для удобства.
