башня» и «Русская зима»… Пятнадцать минут кануло? Или полчаса? Сколько времени я запутываю следы? Не знаю, я ведь еще не проснулся, но только никто меня уже не преследует, – скисли гончие, потеряли зверя.
А вот и Тропа Иллюзий, главное звено Парка Грез – сомнительное наследие прежних времен. Бесконечный ряд кабинок, как одноместных, так и коллективных. Говорят, репертуар иллюзий с тех пор кардинально изменился, и теперь, можно предположить, здесь преобладает героико-познавательная и растительная тематика. На мгновение притормаживаю, потому что вижу целую рощицу, составленную из столбиков общественных телефонов. Это первые телефоны, встреченные мною за последние полчаса. Есть ли у меня возможность позвонить? Один-единственный звонок. Ужасно хочется. Наплевать на то, что я – гонимый зверь, у которого земля горит под ногами… Иллюзия – значит обман. Я осматриваюсь, готовый к любому подвоху, ибо с этого оазиса обмана станется.
Посетителей в парке практически нет, распугали нынче всех посетителей. Аварийные громкоговорители на деревьях призывают к спокойствию и уверяют, что все худшее позади. Старое Метро метрах в двухстах окружено плотным заслоном пожарных машин…
Старое Метро горит. Приземистое строение, поставленное над шахтой и выполненное в форме бетонного куба – всё в страшных трещинах, как только держится; вместо крыши – рваный разлом, из которого поднимается к небу пепельно-серый столб дыма. Ветра сегодня нет, погода ясная, так что дым упирается в самую небесную твердь, сворачиваясь в исполинский гриб. Вулкан перед извержением. Впрочем, нет, извержение уже погашено и, судя по всему, я наблюдаю жалкие остатки пожара. Работают пожарные вертолеты, работает спецтехника, всхлипывают помпы, звучат зычные команды.
В районе Университета так же отлично видна суета: голосят сирены и громкоговорители, снуют вертолеты, там тоже дым, дым, дым. Университет горит, как и Старое Метро. Я стремительно трезвею. Чрезвычайная ситуация иногда располагает к трезвости, и сейчас как раз тот случай.
Человек в белом халате подбегает ко мне и встревожено спрашивает:
– С вами все в порядке?
Под халатом – рабочая куртка. Я вздрагиваю, заметив это. Интересно, думаю я, есть ли на куртке нашивка «АХЧ»? И не будет ли мне теперь повсюду Анджей мерещиться?
– Спасибо, друг, – говорю я ему, – помощь не нужна. Объясни-ка лучше, если не трудно, что стряслось?
Он окидывает меня недоверчивым взглядом. Он явно не знает, что ему делать. Стоит перед ним типичный, классический пострадавший, которому, конечно же, нужна помощь, и с которым, конечно же, полный непорядок, однако не станешь же принимать меры насильно? Как я устал от дураков, мысленно вздыхает этот симпатичный человек.
– Взорвали денежное хранилище, – отвечает он на мой вопрос. – Оно под землей было.
И больше я ни о чем его не спрашиваю.
Я не спрашиваю, кто взорвал, я не спрашиваю, есть ли жертвы. Я знаю ответ. Стас, думаю я, зачем? Осел ты упрямый, почему прогнал нас всех, почему не дал остановить себя?
– Будем теперь учиться жить без денег, – произносит человек со щемящей душу тоской. Да ведь ему самому плохо, понимаю я, ему самому нужна срочная помощь!.. Но призрак погони вновь поднимается над деревьями. Уши мои ловят далекое возбужденное перекрикивание, и тогда я прекращаю играть с удачей «в ножички», – я бегу в сторону моря, перелезаю через кованую ограду…
И лишь на набережной (отдалившись километра на два, купив в первом же магазинчике обувь и новую одежду), лишь убедившись, что моей свободе ничто больше не угрожает, я позволяю себе воспользоваться телефоном.
Дважды за эти дни я порывался позвонить, и оба раза удерживал себя! Дважды я собирался позвонить, чтобы отказаться от сделанного мне предложения. Ох, как же хотелось мне отказаться, и как же быстро все изменилось… Я набираю местный номер. Слышу длинный сигнал. Это связной телефон, промежуточный, на самом деле звонок будет по междугороднему. Перед поездкой, когда мне объясняли, каким образом надлежит выходить на связь из этой страны, я смеялся им в лицо. Что за детская конспирация, что за игрушки? Зря смеялся. Тот факт, что конспирация вовсе не игрушечная, и в особенности то, что товарищи на другом конце телефонного провода заранее подготовились к катастрофе, наводит на печальные мысли…
Обдумаем эти мысли позже. После первого же сигнала срабатывает автоматический коммутатор, слышны новые гудки.
– Постель товарища директора, – отвечает мне дама. Голос исключительной проникающей силы, мурашки бегут по коже.
– Отлично! Передайте трубочку самому.
– Перезвоните в ванную, – любезно советует она.
Женщина не говорит, а мяукает. Есть такие – с врожденным умением дразнить мужчину, оставаясь при этом совершенно недоступными. Или это профессиональный навык всех секретарш?
– Пардон, милая, не знаю номера, – теряюсь я.
– Тогда вам придется говорить со мной. Номер ванной строго засекречен.
Они там развлекаются. Кто только сегодня не развлекается, одному мне почему-то это не в радость.
– Вы меня узнали? – прекращаю я издевательство над здравым смыслом.
Там меня, КОНЕЧНО, узнали. Они же там видят, откуда звонок, потому и позволяют себе шутить с собеседником, который, по общему мнению, обладает чувством юмора. По абсолютно ошибочному, кстати, мнению. Один вот тоже шутил да шутил под ножом гильотины, и чем дело кончилось?
Секретарша сразу меняет тон. Теперь она – сама корректность.
– Очень рады вас слышать.
– Я решил подписать договор.
– О’кей. Директор ждал ваше решение.
– В связи с этим, – развиваю я тему, – у меня есть вопрос. Вам что-нибудь известно про издательство «Масс-турбо»?
– Тут мне подсказывают, – смеется секретарша, – что ваше слово крепче всякого договора. Подождите минуту, сейчас все выясним…
Мое слово. Черт побери! В каком смысле – «слово»? Я убеждаю себя не делать глупостей, я держу себя в руках. Это что, нечаянная оговорка? Или это был прямой намек, который следует включить в круг тревожных симптомов?
Ждать приходится недолго.
– Алло, вы слушаете?
– А куда я денусь?
– «Масс-турбо» – это дочерняя компания консорциума «АКТ», – докладывают мне. – Продукцию под лейблом Венеры и Марса они выпускают легально. Ситуация с их издательской деятельностью не вполне ясная, поскольку, во-первых, консорциум «АКТ» – это на самом деле…
– Я знаю, что такое «АКТ», – говорю я. – Мне ли не знать?
– Во-вторых, «Масс-турбо» как работало с мизерными тиражами, так и продолжает в том же духе, несмотря на большую потребность рынка. В торговлю они свою продукцию не пускают, сотрудничают только с ограниченным кругом прокатчиков и с подпольными дилерами. Короче, на издательство они похожи меньше всего.
– Спасибо за информацию.
– Еще проблемы? – интимно интересуется дама, словно некое предложение делает.
– Если откровенно, не люблю я дочерних компаний, с сыновними как-то проще, – отвечаю я. – Совесть потом не так мучает. Поцелуйте от меня вашего директора.
– С детьми вообще неприятно воевать. Кстати, от поцелуев дети и бывают. Вы звоните нам, не стесняйтесь… – это последнее, что я слышу, прежде чем даю отбой.
Некоторое время я тупо стою возле телефона, ни о чем особенном не думая. Вряд ли я им еще позвоню, по крайне мере, из этой страны. Я знаю, что за клоака носит название «АКТ». А также я знаю, куда мне теперь идти. Хватит быть дичью, хватит! Мы еще посмотрим, господа, кто на кого охотится.
