предстоит иметь дело. К нему обязательно придут дружки. Проведать. И проверить, что случилось с их корешом. При некоторых обстоятельствах его могут прикончить. Ваша задача — быть рядом. Действовать по обстоятельствам. Вы будете в палате вдвоем.
— Как его зовут?
— А вот это ни к чему. Познакомитесь на месте. Так будет естественнее. Да и к тому же интересно, что он скажет, как назовется.
— Мое оружие?
— Пулемет.
— Я не шучу.
— А я — да. Теперь о легенде. О вашей, Пермяков.
— Насчет легенд, товарищ полковник, я секу с колыбели, — Пермяков скривил губы, теранул ладонью под носом и хрипатым голосом — откуда только взялось — спросил: — А что, начальник, мне денек-другой на халяву покантоваться в лазарете не повредит. Там лепила баба или мужик? Был бы еще топчан клевый — завалился и припухай…
— Юрий Иванович! — удивился Прасол. — Откуда у вас
— В натуре, гражданин начальник, верно? Я же инкубаторский.
— Не понял.
— Сперва беспризорник, потом детский дом…
— Молодец. Маску ты уже нашел и не снимай ее… Значит, уголовник…
Закончив с Пермяковым, Прасол уединился с Шарковым.
— Будь добр, Андрей, позвони Портнову. Пусть ко мне занарядят Чумака. Да, скажи еще: надо захватить четыре мандолины…
— Что это?
— Привезет, подержишь в руках.
— Понял. Когда должен приехать этот… Чумак?
— Вчера. Кстати, пока не забыл. Попроси у Портнова сверх мандолин два «вала». И четыре маечки покроя «Консул». Он поймет.
Шарков подумал, что речь идет о каком-то неизвестном ему оружии, но решил не уточнять, о каком именно. Все равно увидит некоторое время спустя. Единственное, что он угадал — маечки — это бронежилеты.
— Кто такой Чумак?
— Железный мастер, — коротко объяснил Прасол.
Шарков так и не понял — это мастер по металлу или просто очень хороший — железный — на все руки специалист. Уточнять не стал.
С перевязанной головой — на бинте запекшаяся кровь — Пермяков лежал в палате и глядел в потолок, когда на каталке привезли Ныыма. Врач, молодой мужчина со щеголеватой бородкой, помог сестре перевалить больного на койку. Ныым натянул одеяло до подбородка и уставился в потолок.
— Че у тебя, мужик? — спросил Пермяков. — Не яйца отстригли?
— Не-ет, — бессильным голосом ответил Ныым. — Аппендицит. Мне брюхо резали…
— Всего и делов? Не бзди! Поживешь годок-другой, отрастет новый. Хочешь выпить?
— Мне нельзя. Опперация.
— Не хочешь, мне больше останется.
Пермяков извлек из-под подушки пластмассовую фляжку, открутил пробку и сделал аппетитный глоток.
— У тебя что болитт? — спросил Ныым.
— Слушай, ты не русский, да? Говоришь странно.
— Не русский.
— Чухна?! Можешь не спорить. Угадал?
— Я эстонец.
— Называйся как хочешь. А у нас свобода. Эстонец — чухна. Еврей — жид. Русский — кацап. Украинец — хохол, в тюбетейке — чурек, в кепке-аэродроме — кацо. Не устраивает? Тогда сопи в тряпочку. Вали ты, а я покемарю…
На вторую ночь пребывания в больнице, как и предполагал Прасол, к Ныыму пожаловал гость. Пермяков, отоспавшийся за день, лежал с открытыми глазами, когда на улице послышался шорох. Кто-то лез в окно. Сперва на фоне неба появилась голова, потом плечи. С подоконника свесились ноги. Нащупав доски, неизвестный мягко спрыгнул на пол.
Пермяков оттолкнулся руками от койки и как кошка прыгнул на ночного гостя, ударив ему коленом в грудь. Оба с грохотом полетели на пол, причем Пермяков оказался сверху. Его руки мгновенно нашли чужое горло и сдавили его. Незнакомец захрипел. Придерживая левой кадык, правой Пермяков охлопал карманы. Вытащил из-за пояса пистолет ТТ, из левого кармана охотничий нож с костяной рукояткой, а из внутреннего кармана куртки извлек бумажник.
Забрав все это, отскочил к своей кровати, сел на нее и зажег свет. Передернул затвор ТТ. Из патронника вылетел патрон. Золотой каплей упал на половичок перед кроватью. Пермяков поставил на него ногу.
— Сядь! — приказал он гостю. — Кто такой?
Неизвестный, обращаясь к Ныыму, о чем-то быстро заговорил по-эстонски.
— Э, чухна! — Пермяков тряхнул пистолетом. — Еще слово не по-русски, и тебя даже хирург не заштопает. Понимаешь? Пу-пу!
— Это понимаю, — сообщил ночной визитер и опять что-то сказал на своем языке.
— Молчать! — прикрикнул Пермяков. — Повторять не буду!
— Он интересовался, кто ты есть, — перевел Ныым.
— А ты что сказал?
— Сказал, ты не милиционер.
Пермяков засмеялся.
— Спасибо, Арнольд. Ты меня очень уважил. А сам он кто такой?
— Он мой труг. Фамилия Валге. Он хочет, чтобы ты отдал ему пистолет и вещи.
Не выпуская оружия, Пермяков согнул руку и левой ладонью ударил по сгибу локтя:
— Во ему! Понял? Как у нас говорят: хренка с бугорка!
— Но этто все его.
— Было, Арнольд. Теперь — мое.
— Так не хорошо.
— Ой, ой! Удивил! Он залез ко мне в окно. Он вор, да? Я научу его заходить в двери.
Пермяков развернул бумажник, пересчитал деньги — рубли и кроны. Валге — Белый беспокойно заерзал на полу.
— Сидеть! — шевельнул пистолетом Пермяков. — Объясни ему, Арни, пусть не дергается. Я ему все равно ничего не отдам. Мне эти вещи понравились. Теперь пусть скажет, зачем пришел?
— Ко мне пришел. Я больной.
— Слушай, Арни, у вас в Чухляндии дверей нет, да?
— Он боялся. В двери не пустит доктор. А я ему отчен нужен…
— Друг, значит? По-русски не говорит. Ходит в гости ночью в окно. С пистолетом. Очень оригинально.
— Он треппует пистоллет назад.
— Ладно, Арни, треппует, так треппует. Я сейчас твоего друга выведу на улицу и совершу акт интернационализации…
— Что такое «интернационализация»? — спросил Ныым, явно не поняв намека.
— Вот, — Пермяков потряс пистолетом, — ТТ — великий интернационализатор. Мертвые, Арни, большие интернационалисты. Лежат рядом фашист, еврей, мусульманин и никаких споров, взаимных обид.
