— Дом в деревне. Старый. Все не соберусь обновить.
— Далеко?
— Мы — вятские.
— Может тебе помочь?
Кузьма поначалу опешил:
— Это как?
Чепурной ответил вопросом:
— Деньги у тебя есть?
Кузьма все понял и замахал руками.
— Вот это уж ни к чему, Николай Фомич!
Чепурной удрученно вздохнул.
— Хороший ты человек, Кузьма.
— Вы тоже хороший.
Кузьма ни в малой степени не лицемерил. Ему был интересен Чепурной и чем дольше они общались, тем понятней он становился. Но это нисколько не смущало Кузьму и не отвращало его от желания ликвидировать собеседника.
Чувства, которые испытывал Кузьма, общаясь с Чепурным, были особого свойства. Примерно такие посещают человека, который колет дрова. Вот перед ним лежит груда чурбаков. Каждый из них необходимо взять в руки, поставить на попа, тяпнуть топором по срезу, расколоть надвое. Потом можно повторить операцию и рассечь половинки на четвертинки.
Беря руками чурбаки, дровосек их обязательно осматривает. Что-то из того что пойдет под топор ему не нравится — кривоват чурбак, суковат, сыроват, плохо колется. Другие он берет в руки с иным чувством — чурбачок ровненький, березовый, кора на нем гладкая, свеженькая: ни сучка на ней ни задоринки. Такое бревнышко поставить и тяпнуть ему по макушке топором — одно удовольствие. Никакого труда не жалко.
Хрясь! И пополам. Хрясь! И на четвертинки. Хорошее-то бревнышко, которое пришлось по душе колоть куда приятнее, чем то, что тебе не нравится. Не согласны? Значит, никогда дров не кололи!
Гуляя с Чепурным, Кузьма сумел разглядеть его со всех сторон и потому даже заранее выбрал точку, куда удобнее всего будет всадить пулю.
На затылке, где начиналась ложбинка, которая тянулась от основания черепа к шее, сидела пурпурная родинка размером с горошину. Когда Кузьма её разглядел у него от удовольствия дрогнуло сердце — надо же, сама судьба посадила на человека естественную метку, словно подсказывала, куда ему стоит нанести смертельный удар.
Важно… нет, не просто важно, это даже дело чести стрелка — втюхать пулю прямо в отметину.
Конечно, рассказывать Кузьме об удачном выстреле никому не придется, но разве самому не бывает приятно от хорошо выполненной работы? Разве не будет тешить собственную гордость мысль — ты попал прямо в муху?
Они подошли к месту где край возвышенности крутым склоном стекал в низину, зеленевшую свежей травой.
Чепурной выразительно сплюнул.
— Вы что? — спросил Кузьма, не поняв какой смысл имел демонстративный плевок. Если человек просто плюнул, то не надо было делать это так звучно и заметно.
— Смотреть противно! Деньги ни хрена дают человеку, кроме вещей — ни культуры, ни воспитания. Посмотри, вокруг такая красота и все равно все засрано, даже овраг.
Кузьма давно привыкший к лицезрению проявлений свинства, которые постоянно видел вокруг, пытался сбить воинственный пыл Чепурного.
— Причем тут деньги?
— Притом, дорогой, что пивные банки и пластиковые бутылки из под соков не рождаются в этом лесу. Какая-то сволочь везла их сюда из города. И не в котомке на автобусе или электричке. Везла в лимузине, чтобы выжрать здесь и потом бросить. А ты знаешь, что это за овраг?
Кузьма посмотрел на громадную рану земли. Ее крутые травянистые борта покрывал молодой лесной подрост, а над ним высились золотистые стволы вековых сосен, и дремучие ели простирали в стороны темные лапы. По дну оврага струился и негромко журчал светлый ключ.
— Не, не знаю.
— Вот! — Чепурной страдальчески поморщился. — Ни хрена мы не знаем о земле, на которой живем. Иваны, не помнящие родства!
— Ну, покатили бочку, — Кузьма вложил в реплику максимум насмешливости. — Я лично сюда попал впервые, и возможно больше никогда не вернусь.
— Во! Точно так рассуждали и те засранцы, которые здесь набросали мусор: больше сюда не вернемся. А я, между прочим, в этих местах и раньше бывал. Когда учился, мы отсюда уходили на байдарках вниз по Москве. Сюда добирались транспортом, а дальше уже сплавлялись. Вечерами пекли картошку, грели тушёнку. Конечно, гитара. Денег не было, а жизнь казалась наполненной. Мечты, разговоры, планы, любовь — все было. Зато теперь, куда ни глянь, один разговоры о баксах, марках, тысячах, миллионах. С экранов поносом истекают, зовут, призывают: купи, купи… Купи три жвачки, пошли доброму дяде фантики, а тот не спит ни днем ни ночью, все ждет, когда тебе дорогой приз отвалить. Оглянешься — все вокруг жуют. Девки, бабы — и те. Всюду — в метро, в кино, в театре, как коровы двигают челюстями…