— Новая эра. Произвольный ноль, дата рождения мифического Иисуса Христа.
— Ну почему же мифического? Вполне… нет, о нем мы поговорим позже, если будет такое желание. Лучше расскажите мне о времени, близкому вам. О событиях значения всеобщего, событиях-маяках. — Держался библиотекарь так, словно не с рыцарем разговаривает, а с равным. Здоровый народный демократизм. Это хорошо.
— Одна тысяча девятьсот четырнадцатый год — мировая война. Семнадцатый год — революция в России. Тридцать девятый год — Вторая мировая война. Пятьдесят седьмой — первый спутник. Шестьдесят первый — человек в космосе, Юрий Гагарин. Шестьдесят четвертый — Леонов и Феоктистов высаживаются на Луну. Шестьдесят девятый — экипаж Комарова на Марсе. Девяносто четвертый — первое возвращение с Венеры и последняя мировая война. Двадцать девятого декабря двухтысячного года, простите, родился я. А седьмого ноября две тысячи двадцать шестого года — первый старт к звездам, я — бортинженер. Полет к Маленькому Муку, коричневому карлику в шести световых месяцах от Солнца. Слетали. Расчетное время полета — четыре года. Вернулись — и нашли, что нашли.
— Так, так. И когда же, по-вашему, вы вернулись?
— Судя по всему, со времени нашего отлета прошло около восьми тысяч лет.
— А небесы? Думается, они ведут точный счет годам?
— Мне тоже так думается. Только они предпочитают спрашивать, а не рассказывать.
— Ну да, ну да… По моим подсчетам, если они могут заинтересовать вас, сейчас идет восемь тысяч сорок шестой год от рождества Христова. Второй потоп случился в две тысячи девяносто седьмом году. Судя по всему, Земля столкнулась с астероидом.
— Но… Но разве космический флот не мог отвести угрозу?
— Космический флот вместе со всеми внеземными поселениями восстали против Диктатуры Земли — так в документах небесов. Не удивлюсь, что именно небесы и подправили траекторию астероида. Молчание их красноречиво.
— Астероид…
Об астероидной угрозе много говорили еще в конце двадцатого века, но с появлением пространственных двигателей угроза эта разделила судьбу оспы, голубого кита и Аральского моря. Хотя море собирались воссоздать.
Получается, астероидную угрозу воссоздали раньше.
— Еще вопрос, доблестный рыцарь: до… — Библиотекарь сверился с листком, на который он записывал слова Фомина. — До одна тысяча пятьдесят седьмого года никто не наблюдал небесов? Или навь?
— Ходили всякие слухи, но никто всерьез их не воспринимал. Летающие тарелки, снежные люди…
— Все-таки слухи были, — удовлетворенно произнес библиотекарь. Затем встал, подошел к полке с цистами. — Я ведь не из досужего любопытства спрашиваю, доблестный рыцарь. Просто пытаюсь понять. Не сходятся у меня концы с концами. Не то чтобы совсем не сходятся, скорее, все время появляются новые концы. Лишние. Лезут и лезут. Позвольте познакомить вас с отчетом Ильзе. Это очень древняя рукопись, датируется приблизительно двухтысячным годом, и говорится в ней о Марсе. Сама рукопись хранится в Императорской библиотеке, ее скопировал по моей просьбе мастер Маар.
Фомин развернул свиток…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
(продолжение)
…Фомин развернул свиток…
— Еще два поворота, и станет легче, — разведчик остановился, подождал, пока Ильзе восстановит дыхание. Костюм «Б-3» — штука неплохая, но в узких лазах скорее помеха.
Вано и Тамара, сверяясь с жирокомпасом, рисовали карту. Остров Сокровищ, подумал разведчик. Пиастры, пиастры…
Наконец, пыхтение прекратилось.
— Вы карабин-то опустите, а то пальнет невзначай. Если кто и встретится, так сосунки. И вообще, они сзади не нападают.
Ильзе сделал вид, что не слышит. Конечно, после гибели отряда Зайцева нервы у всех раздерганы, но иметь в арьергарде напуганного стрелка — подарочек из того еще мешочка. Впрочем, это — данность. Еще одна данность, только и всего. В конце концов, между Ильзе и ним — двое. Хотя для «Тимура» что два тела, что пять… Мощные у нас карабины. Аккумуляторы бы им под стать делали…
Разведчик переключил фонарь на свет самый тусклый, экономный. Оно и полезней. С ярким-то еще белые мухи налетят…
Тоннель был узким, очень узким. Приходилось пригибаться, а порой и на четвереньки вставать. Ничего, жестоковыйных среди нас нет. Вымерли жестоковыйные. Как динозавры.
— Второй поворот, теперь свободнее станет.
Стены раздвинулись, ушли, тусклый свет не поспевал за ними, отчего тьма казалась еще гуще. Головастики в асфальтовой луже. И руки-ноги вот-вот застынут.
Разведчик выпрямился, потянулся — с хрустом, поверяя каждую косточку, каждую связку. Отозвались все — разнобойно, вяло, как уставшие новобранцы. Нехорошо. Ну-тко, повторим! Еще! И еще!
Наконец, хор стал стройнее, слаженней.
— Что это вы делаете? — Тамара смотрела на разведчика с удивлением. — Пещерную зарядку, комплекс разведчика номер четыре?
— Что-то вроде этого.
Она тоже помахала руками — так, за компанию, от избытка сил.
— Веселитесь? — Вано, с катушкой за спиной, был похож на гнома-переростка, перепрятывающего сокровища.
— Где вы? — подал с поверхности голос Миадзаки.
— Определяемся, — пробурчал Вано. — Попляшем, попляшем и определимся.
Тамара замерла, потом медленно выпрямилась.
— Куб семнадцать — двадцать три — четыре, — ответила она через минуту.
— Плюс-минус…
— Один и восемь.
— С такой погрешностью романисты рисуют карту клада, чтобы искать подольше, листажа ради. Пальцем в землю. — Вано явно сердился. На что? Вернее, на кого?
— С таким жирокомпасом спасибо что пальцем хоть в землю, а не в небо.
— Новые привезут, в лучшем случае, через два месяца. Нужно было цэ-калибровку тщательнее проводить.
— Цэ-калибровку я проводила, проверочное испытание жирокомпас выдержал. На поверхности. И вообще, браниться удобнее тоже на поверхности, — Тамара демонстративно отвернулась.
— Именно, — Ильзе надоело слушать препирательства. Милые бранятся, а посторонним в потемках блукать. Среди пиявок. — Вано, вы бы насчет иллюминации похлопотали.
— Ах да, — Вано забормотал в переговорник. — Сейчас, Сато запускает двигатель, — он установил «жирафу», выдвинул шею на три метра. Сводов не достал. — Подключаю.
Свет от «жирафы» — не чета коптилке.
— Это… Это… — Тамара вцепилась в локоть разведчика. — Этого просто не может быть!
— Интересно, правда? — разведчик осторожно высвободил руку.
Никто не ответил, ошеломление — полное.
Первым очнулся Ильзе…
— Почему вы не сообщили об этом сразу?
