— Да я что, — оправдывался Иван, — случайно выскользнуло из рук.
— Случайно, — передразнил Федот. — Дрейфишь, так и скажи.
— Нет, просто… Мертвый, неприятно.
— Под ноги смотри, раззява. Мертвый ему не угодил. Взрывчатку таскать не робеешь, а тут…
Они остановились у погреба.
— Снесем вниз, пусть в холодке лежит. Ты, Иван, слушай меня: мертвые — самый милый народ, с ними бы только и иметь дело. Живых остерегайся, парень, — он, согнувшись, попятился в низкую дверь.
Иван неловко переступил через порожек и вслед за Федотом начал спускаться вниз.
А мебель дешевая, шаткая, как только держала толстопузых. Уполномоченный поглядывал из окна на Федота, ставившего для сержанта стул в тени дерева. Нельзя дальше тянуть, пора в село идти. Бутерброд булыжникам распирал нутро. Никак не избежать сухомятки при такой работе.
Он достал из портфеля коробочку с пилюлями, выкатил одну на ладонь.
Колодезная вода, согревшись, отдавала тухлинкой. Сержант уселся, сказал что-то Федоту, и тот бегом бросился за угол. Ретивый. Уполномоченный поднялся. Желудок после пилюли привычно занемел, даря два часа передышки. Диету советуют доктора. Диету…
Сержант обернулся на шаги.
— Отдохнем, Игорь Иванович? Сейчас Федот второй стул принесет, посидим в холодке, а?
— В село идти надо, народ организовывать, — хотел же сразу, да пока то, се… И сержант советовал не торопиться.
— Воля твоя, Игорь Иванович. А то посидим. Приятно, знаешь, в тени…
— Мне сопровождающий нужен.
— А саперов попроси, пусть динамитом разбудят председателя. Полдня мы тут, а он не чешется.
— Саперы не годятся.
— Ладно, Федота бери, — сжалился сержант. — Ему двигаться полезно. Вот и он, сердешный. Федя, поступаешь в распоряжение товарища Пышкова.
— Тогда отправляемся, — накатило. В теле легкость, энергия струилась по жилам. Любил Игорь Иванович себя такого — решительного, уверенного, скорого на подъем.
— Пешком? — поморщился Федот.
— Что лошадь тревожить, возня одна, — уполномоченный упруго зашагал к воротам.
— Винтовку возьми, — тихо приказал сержант. Федот забежал в дом, а потом едва догнал уполномоченного на полпути. Правда, пути — четверть версты всего, спустился с пригорка, и вот оно, село.
Оцинкованный ящик аккуратно лег на полку. Окошечко чулана крохотное, в ладонь, в солнечном луче пылинок выплясывала уйма. Старшина сдержал дыхание — как такую гадость в себя пускать.
— Ты дерюжку сверху положи, — заглянул в дверь лейтенант. — Без детонатора она не опасней манной каши, но пусть не видят. Забоятся.
Старшина вышел в коридор, и лишь тогда вздохнул полной грудью. Экономия бесполезная, одна морока. Не стал лейтенант всю взрывчатку закладывать, мол, хватит половины. Возись теперь. Кабы харчишки сэкономить, да, за них много чего получить можно. Постараемся.
— Изба-читальня. Тут и смотреть нечего, — Федот пошел было дальше, но уполномоченный удержал. — Зайдем, посмотрим. Шаткий стол, несколько газет, брошюрки. — «Каждому колхознику в руки — книгу!» — прочитал Федот плакат на стене. Бородатый мужик с умильной улыбкой раскрывал толстенный том на фоне золотой стены хлебов.
На тумбочке в углу — граммофон.
— Шикарно живут! — подскочил к нему Федот, крутанул рукоять. — Пружина лопнула. Какую граммофонию сломали… — разочарованно протянул он.
— Газеты несвежие, — уполномоченный склонился над столом.
— Ну, а так? — Федот пальцем раскрутил диск, положил на пластинку адаптер. Голос, визгливый, игрушечный, перешел в певучий женский и, забасив, умолк.
— А мы его эдак! — он закрутил диск в обратную сторону.
Отрывистая тарабарщина ревела из трубы, а он слушал, склонив голову на бок, пока диск не остановился.
— Журнал политинформаций три недели не ведется, — Игорь Иванович захлопнул амбарную книгу. — Попрятались все, что ли? Непонятно.
— Так уж и попрятались, — Федот поднял за уголок брошюрку. — «Агротехнические указания по возделыванию сахарной свеклы». Надо же. И свекла без указаний не растет.
— Где же все?
Федот разжал пальцы, и брошюра с шелестом упала на пол.
— Где, где… Там, — он, не оборачиваясь, вышел.
Солнце согревало и нежило. Лейтенант потянулся, изгоняя остатки промозглого сумрака церковного подвала. Какая могучая конструкция! Он усмехнулся, вспоминая желание уполномоченного — до основания! Тонны и тонны нужны взрывчатки.
Он подошел к стоящему у ворот чекисту.
— Благостно как! — улыбнулся ему сержант. — Заколдованное сонное царство. Не жалко грохотом будить?
Над крытыми соломой крышами — ни дымка. Покой.
— Так осторожно, хирургически. По новой методе. Чик — и готово.
— Методе… — протянул сержант. — Много осталось делать?
— Чуток.
Безоблачное пустое небо колпаком огородило весь остальной мир. Безмолвие висело над храмом, неслышно звенящее безмолвие.
— Надо закругляться, — лейтенант повернулся, но хлесткий звук выстрела остановил его. Так теплилось, что минует, а — нет.
— Спокойно, лейтенант.
Второй выстрел.
— Вот и они, — сержант показал на две фигурки, торопливо взбиравшиеся по дороге от села к церкви. — Как чешут, голубчики.
И в самом деле — минуты через три уполномоченный и Федот заходили во двор.
— По какому случаю расход патронов? — без любопытства, скучающе спросил сержант.
— Пришлось суку кулацкую пристрелить. Бросилась на меня, убить хотела, — Федот показал на царапину на шее.
— Отыскал-таки, ходок. Никак без этого не можешь? Я тебя предупреждал.
— Нет, нет, — отдышавшись, вмешался уполномоченный. — Совсем не то. Безлюдным село оказалось. В конторе — никого, прошли по избам — нет людей. В одной только сидит женщина и что-то грызет. Мы подошли — рука детская. Сырая! А она, женщина эта, завыла и на товарища Федота кинулась. Кусается, царапается. Еле отбились, а она не унимается. Вот и пришлось стрелять.
— Точно так и было, товарищ сержант, — солдат засучил рукав. — До крови прокусила, видите?
— Спрячь, верю, верю. Отмечу, пострадал, — чекист повернулся к лейтенанту. — Ерунда какая, а приравнивается к ранению.
— Может, она бешеная, — Федот опустил рукав, обиженно потупился.
— Значит, никого в конторе, — не обращая больше на солдата внимания, заключил чекист.
— Ни в конторе, ни в председательском доме. И вообще, животины — никакой, даже кур нет. Мы и на конюшню заглянули, и на ферму… — уполномоченный развел руками.
— Понятно. Ты, Федот, не скучай. Авось выживешь, в приказе отметят, в старости внукам
