Но на этот раз вышло несколько иначе, чем обычно. Когда ящики сгрузили, Тони протянул Тойво пачку долларов.
Тот принял их, не считая.
– Последний раз беру эту зелень, – сказал финн.
– А что такое?
– Да то… Это уже не деньги. Да и вообще… Скоро все к вам полезут. Полный беспредел начался в Америке и Европе. Меня к себе возьмете на работу?
– А почему же нет? У нас на всех работы хватит…
– Это ты о чем? – вмешался Джекоб. – Чуяло мое сердце, что что-то там случилось. А что?
– Берите почитайте. – Финн протянул журналисту толстую пачку разнообразных газет. – Это в подарок. Просвещайтесь, ребята. Много интересного узнаете.
Тони и Риккардо остались перегружать привезенные товары в грузовик, а Джекоб с Васькой погрузились в джип и двинулись в сторону Смольного.
На улицах царил относительный порядок. За две недели, прошедшие после появления москвичей, все пришло в относительную норму. По улицам двигались патрули, а на стенах были расклеены листовки Временного комитета, в которых подробно объяснялось, кто теперь главный и что будет с теми, кто чего-то еще не понял.
В самом же Смольном обстановка была такой же, как, наверное, в ноябре 1917 года. По коридорам сновали люди в подрясниках и драных косухах, а также какие-то товарищи, явно вылезшие из окрестных лесов и болот. Нашлись и вожди. Городом рулил отец Николай, который в мирской жизни был полковником и начальником крупной военной базы на Дальнем Востоке. Ему помогал майор в отставке Зинченко, в прошлом интендант, то есть специалист по снабжению. Два последних года Зинченко занимался изготовлением самогона, который большей частью сам и потреблял. Но вся эта чертовщина, поднявшая народ, что-то перемкнула и в его мозгах. С тех он вообще не пил и неплохо работал.
Вообще, как это ни странно, в городе нашлось множество людей, которые, засучив рукава, начали восстанавливать то, что можно было восстановить. Джекоб как-то поделился изумлением с Васькой:
– А что ж они раньше-то все сидели на заднице?
– Ха, знаешь, есть такой анекдот. Повели фашисты в концлагере расстреливать русского, американца и француза. Говорят: мы, мол, типа, гуманисты, каждый может сказать свое последнее желание. Ну, француз спросил коньяка, америкос – виски. А русский говорит: «А дайте мне пинок под задницу». Фашисты удивились, но дали. Тут русский выхватывает автомат у ближайшего фрица и кладет всех немцев. И говорит: все, ребята, пошли отсюда. Его спрашивают: «А что ж ты раньше этого не сделал?» – «А мы, русские, такие, пока нам под жопу не дашь, мы ничего не можем». Понял? Ваши доблестные козлы и оказались тем самым пинком…
Кстати, в городе осталось много американцев. Одни, как Тони и Риккардо, дезертировали и слились с городом, другие, сообразив, что из Питера в ближайшее время выбраться не удастся, устраивались, как могли. А работать американцы умели…
Джекобу, судя по всему, тоже предстояло много дел. Радиостанцию уже почти починили, газеты тоже начали печатать. Как сказала Васька, «ты будешь у нас кем-то типа Геббельса».
Вернувшись в свой старый кабинет, журналист стал просматривать доставленную прессу. Первый вопрос был, конечно, о том, что пишут о них. Должны же в Европе озаботиться судьбой своего миротворческого корпуса! И вообще было интересно – сумел ли кто-нибудь из американцев выбраться.
Дело в том, что на третий день штурма, когда стало ясно, что американцам не отбиться, оставшиеся оккупанты пошли на прорыв. Генерала Адамса с ними уже не было. В первую ночь, когда полыхнуло над Эрмитажем, он был убит в собственном кабинете влетевшей в окно бронзовой кепкой, на которой было выцарапано «Вася». Но остальные ломанулись через Охтинский мост, который с грехом пополам удалось свести. Впрочем, никто бегущим американцем особо и не мешал.
…На следующий день к центру стали подтягиваться безоружные американские солдаты. Некоторые находились в невменяемом состоянии. Те же, кто что-то соображал, были согласны на все. Как сказал один сержант-морпех:
– Пусть уж лучше меня живые люди расстреляют, а не эта чертовщина в могилу загонит…
Как выяснилось, произошло следующее.
Отступающие войска прорвались на Охту. Целью их было – попытаться допереть до финской границы. Но, вместо того чтобы двинуть прямиком на Приозерск или Выборг, их за каким-то чертом понесло на Приморское шоссе. Впрочем, Джекоб догадывался о причинах. Спутниковые навигаторы, как и прочая связь, не работали. А бумажных карт Карельского перешейка американцы то ли с собой не захватили, то ли, избалованные техникой, разучились их читать… А если идти вдоль моря – всяко не заблудишься.
В итоге передовые отряды очутились в месте, которое горожане называли «на семи ветрах». С одной стороны шоссе и примыкающий к нему микрорайон ограждал залив, с другой – Лахтинский разлив и болото. Мостик через узкую протоку оказался уничтоженным – и на той стороне стояли уже знакомые самоходки, поддерживаемые парой десятков танков времен Второй мировой войны. Как догадался Джекоб, машины сошли с каких-то постаментов, которых было вокруг города множество. Теперь они где-то пополнили боезапас и стреляли очень метко.
У американцев тяжелой техники уже не имелось. А от огня гранатометов русские танки и самоходки уворачивались с невероятной ловкостью. И тут из болота полезли… Никто толком не мог объяснить, кто это был, но, как понял Джекоб, прочитавший к тому же найденную в какой-то из библиотек книгу о русском фольклоре, это была какая-то болотная нечисть, мутировавшая от соседства с мегаполисом. В довершение всего в тыл из буддийского дацана полезло и вовсе нечто запредельное. Видимо, представители бурятской чертовщины решили включиться в общее дело. А у бурятов, у которых буддизм органично сочетался с шаманизмом, с чертовщиной дело обстояло неслабо.
В общем, спаслись только те, кто сразу же сообразил, что дело плохо, и рванул в дебри новостроек.
Джекоб для начала хотел проверить, не прорвался ли кто-нибудь обходными путями. Впрочем, шансов на это было немного, если дело так пошло. Даже по дороге до старой финской границы имелось множество лесов, болот и промышленных объектов. Что в них водилось – об этом не хотелось и думать… Но все-таки проверить было надо.
Журналист проглядывал газеты и убеждался, что о судьбе сгинувшего миротворческого корпуса не было никаких упоминаний. Вообще. Как почти ничего не писалось и о России. Хотя в какой-то газете упоминалось о вышедшем из Мавзолея вожде мирового пролетариата. Видимо, газетчики пользовались информаций по методу испорченного телефона. Но смысл заметки был в том: а если и Сталин воскреснет?
Впрочем, такое отсутствие интереса к далекой России и сгинувшим американцам было понятно. Как говорится, своя рубашка ближе к телу, свои проблемы важнее. А в «цивилизованном мире» творилось черт-те что. Одни заголовки чего стоили.
«В Париже идут баррикадные бои. Арабские мятежники теснят полицию».
«Массовые выступления неонацистов в Берлине перешли в вооруженное противостояние с антифа».
«ИРА переходит в наступление: серия взрывов в Лондоне».
«Столкновения на расовой почве в Калифорнии».
«Антиглобалисты взяли на себя ответственность за серию терактов».
«Сектанты-фанатики взорвали атомную станцию в штате Нью-Йорк. В городе царит паника».
Более всего Джекоба заинтересовала статья в «Newsweek». Эта чрезвычайно солидная газета, отнюдь не склонная повторять непроверенные слухи и тиражировать сплетни, описывала нападение индейцев на городок Санта-Моника в штате Невада. Напали индейцы-навахо из недалекой резервации. Которые, как известно, всегда очень плохо относились к бледнолицым, а в последнее время заметного активизировали выступления по поводу возвращения своих исконных земель. А вот теперь, видимо, перешли к резким действиям. И это бы ладно, на фоне грохнувшей атомной станции это смотрелось бледно. Но вот что заинтересовало журналиста. Немногие свидетели, которым удалось сохранить скальп, утверждали, что нападавшие выглядели странно: одни, одетые в камуфляж, были вооружены обычным автоматическим оружием, зато другие выглядели как герои вестернов – с винчестерами и томагавками. Да и руководили ими
