сверкающих кристаликов, быстро заполняло низину. Лачуга Умника располагалась чуть выше, но облако двигалось быстро, и уже можно было услышать первое зловещее шипение.
– Хана Умнику! – Брякнул Кайсан.
– Не каркай!
– Тут уж каркай, не каркай…
Помутившимся от бешенства взором проводник заставил Кайсана замолчать.
Тем временем сметливый старикан все же заподозрил неладное. Может, услышал шипение, а может, сработала старческая интуиция. Они хорошо видели, как Умник выскочил из хижины, испуганно завертел усатой головой. У него был еще шанс спастись, но вместо того, чтобы немедленно бежать, он вновь шмыгнул в хижину, а спустя какое-то время показался с ямусовой ковригой под мышкой и свернутой в рулон циновкой.
– Да бросай же ты их! – Согомак стиснул челюсти. Было ясно, что драгоценное время потеряно, и старик обречен. Облако клубилось уже совсем рядом, парой рукавов намереваясь обнять взгорок, на котором располагалось жилище отшельника. Умник, прихрамывая, припустил прочь. В резвости ему было не отказать, однако дорогу уже пересек один из искрящихся ручейков. Умник, не разбегаясь, сиганул через препятствие, однако на самом краю не удержался – взмахнув кривыми конечностями, шмякнулся в пузырящийся газовый конденсат. Испуганно ахнула Беана, обморочно икнул Линис. Что такое газ, тараки знали не понаслышке. А старика внизу уже скрутило. Выронив ковригу и циновку, он кое-как вырвался из обжигающего плена, пробежал несколько шагов и снова упал. Облако ожившим монстром сменило направление, уже почти не спеша, наплыло на съежившуюся фигурку, безмолвно проглотило Умника.
– Все… – Сипло сказал Согомак. – Кто хочет идти к Пашне своим ходом, пусть двигает. Удерживать не буду.
Глупо было ожидать протеста. Смерть Умника, с которым еще вчера спорили, вместе хлебали ямусовую похлебку, потрясла всех без исключения.
– Ну? Чего ждем? Или хотите, чтобы газ поднялся и сюда? – Согомак сумрачно взвалил на себя баул. – Словом, решайте, кто со мной, а кто нет.
Но решать им было нечего, он все решил за них. Никто больше не решался спорить, и, возобновив подъем, Согомак даже не стал оглядываться. Без того знал, что вся группа следует за ним.
Место для привала, по общему мнению, он выбрал скверное. Согомак и сам это знал, как знал и то, что в смрадной и темной распадинке, в которой они остановились, можно спокойно пересидеть любые невзгоды. Справа к низине вплотную подступало болото, с левой стороны начиналось взгорье, от которого вертлявые тропы разбегались по укромным фьордам и каньонам. Кроме того, Согомак заставил разуться Кревета и, едва глянув на опухшие ступни, понял, что парнем следовало заняться еще вчера. Юный романтик-неумеха за три сезона успел стереть ноги до жутких волдырей. Надо отдать ему должное, он стойчески терпел боль, однако двигаться дальше в таком состоянии было безусловно нельзя. Согомак демонстративно швырнул модную, подбитую каблуками обувку в расщелину, из собственных запасов достал мягкие мокасины. После чего, собрав посуду и прихватив с собой хромающего Кревета, отправился на болота.
– Пойдем, красавец, лечиться.
– На болото?
– На него, родной…
Путь был недолог. Очень скоро они подошли к парящей, наполненной миазмами долине.
– Никогда не видел такого! – Изумленный Кревет приоткрыл рот.
Подивиться было чему. Болото и впрямь было странным. Вода проступала здесь прямо сквозь почву в виде огромных тягучих капель. Самые крупные вздувались чуть ли не в рост тарака, становясь похожими на гигантский череп цефала, и именно в одну из таких капель Согомак велел сунуть Кревету изгвазданные конечности.
– Уж не знаю, в чем тут причина, но раны и царапины заживают мгновенно. Чудо, а не вода! Главное – дыши ртом, и все будет тип-топ.
– Так, может, нам и фляги наполнить?
Согомак покачал головой.
– Это, парень, не та вода. Умываться, раны лечить – пожалуйста, а пить ни в коем случае. Соль в ней, понимаешь, особенная… – Он замолчал, не зная, что еще можно объяснить по поводу загадочных свойств воды. Если мороки с птеронами от болотной воды пьянели и падали с высоты на землю, то взрослые тараки после первого же глотка ощущали головокружение и тошноту. Бывало, и засыпали. Да так крепко, что разбудить не могли даже самые болезненные оплеухи.
– Ничего… Запасы есть, переживем. – Он неопределенно качнул головой. – А доберемся до Ревуна, там и вовсе наберем полные курдюки.
Найдя пару подходящих пузырей, проводник выложил ворох посуды, неторопливо взялся за дело. Черт его знает, зачем это было ему нужно, но Согомак не умел бездельничать. Когда выпадала пауза, либо перебирал скарб и чинил баулы, либо принимался отрабатывать приемы фехтования. Увлеченно рубил в клочья пыльник, с кряканьем наносил колотые раны, со свистом кромсал воздух. Либо разматывал найденный в одном из походов длиннющий линек и выставлял его на просушку, лишний раз проверяя на прочность, смазывая потертые места болотным маслом. Насмешки и шуточки тараков его при этом не смущали. Он попросту их не слышал. А собственное пристрастие к уборкам и мытью посуды объяснял расшатанными нервами. Правильно подметили мудрецы: лучше нет занятия для неврастеника, чем взяться за стирку или мытье посуды. Дело несложное, а успокаивает изрядно. Руки сами собой что-то творят, а ум сам собой уносится ввысь, заполняется сладковатым туманом. Можно, конечно, о чем-нибудь и помечтать, но о чем могут мечтать тараки, достигшие возраста Согомака? Как там ни крути, но все в его жизни уже было. И горе, и радости, и разочарования. Наверное, одно только и осталось – попытаться когда-нибудь увидеть Внешний Мир – тот самый, о котором говорили с придыханием и украдкой, чего откровенно боялись и во что попросту отказывались верить…
– А где Кревет?
Вздрогнув, Согомак поднял голову. Мимоходом обругал себя за упущенную бдительность. Еще и опытом бахвалился! Любой Вихрь мог учуять на расстоянии, а вот шагов Беаны не услышал.
– Ноги полощет. Вон тамочки.
Она даже не повернула головы. Как видно, Кревет Беану не интересовал.
– Тебе помочь?
– Есть желание, пожалуйста. – Он неохотно подвинулся, уступая часть посуды, не удержался от досадливого вздоха. Но не объяснять же ей, что для него это не труд, а отдых. Да и поймет ли?
– Неужели тебе нравится мыть чашки?
– Представь себе, нравится.
– Чудной ты!
Согомак так и не понял, смеется она или нет. То есть молодежь и раньше шушукалась по его поводу, придумывая обидные прозвища вроде «цуцика в юбке» или «усатой кухарки», но Согомак предпочитал не обращать на шепотки внимания. Веселятся – и пусть. Такой уж это возраст. Поживут с его – тоже что- нибудь поймут. Ну, а не поймут – не его печаль.
– Видишь ли, вода – это вода. Любое общение с ней успокаивает.
Беана помолчала, обдумывая сказанное.
– Наверное, мне тоже могло бы это нравиться. Только ведь воды все равно нет.
Она имела в виду другое. Вода в Пещерах действительно отсутствовала. Ее носили издалека – в курдюках и громоздких флягах, набирая в редких ручейках, вычерпывая до дна самодельные запруды. Воды не хватало даже для питья, не говоря уже о чем-то ином. Во всяком случае мойка посуды и впрямь представлялась для тараков непозволительной роскошью.
– Как там в лагере? Не бузят?
– Вроде пока тихо. Гунт с Айзисом следят за Пространством, остальные, конечно, дрыхнут.
Слово «остальные» она произнесла с едва уловимой насмешкой. Согомак искоса взглянул на нее. Крутобокая, бойкая, в глазах вечное ехидство. И не поймешь сразу – какое значение вкладывает она в ту или иную фразу. Даже с кем дружит – толком не разберешь. Не то с Рохом, не то с Кайсаном. А может,
