нулевой фон? Что за отродье выползло из эпицентра и пропахало колею поперек военного городка? И куда подевались наши люди?
– Всему свое время, – Йенсен поднял ладонь, успокаивая нервничающего собеседника. – Не сомневаюсь, что тотчас по разрешению координатора вы получите исчерпывающее объяснение. Наши парни умеют работать быстро. А пока мой вам совет: временно забудьте о чудовище и займитесь спасением тех, кто еще не задохнулся под завалами.
Отворачиваясь от полковника, Йенсен внутренне крякнул.
Ему приходилось лгать военным. Поневоле. Потому что все его смышленые парни, каждый из которых отработал в национальном центре аномальных явлений не одну тройку лет, тоже находились на грани шока. То, что стряслось за последние месяцы на полигонах Невады, не наблюдал еще ни один из живущих на Земле. Это не было попутным эффектом ядерного взрыва, – никто не обманывал себя. Это было
Он чувствовал, может быть, даже знал, что это только
Глава 1
Такого пугающего количества войск Гулю еще не приходилось видеть. Всюду, куда ни падал его взор, красовались пушки и вертолеты, многоствольные ракетные комплексы, нечто засекреченное, совершенно не узнаваемое под чехлами, – бронированный острозубый оскал нации, представленный батальонами и полками, может быть, даже дивизиями. Все это скопилось здесь, на крохотном пятачке забытой богом земли.
Гуль устал ломать голову, пытаясь понять, за каким чертом приползла сюда ракетно-панцирная армада. Одно дело разъезжать на танках по степям Украины и бездорожью Урала, и совсем другое прогревать двигатели на трескучем морозе крайнего севера. Климат земной «тюбетейки» не очень-то жаловал визитеров, и многолюдьем край льда и холода никогда не отличался. От Таймыра и до рассыпанных крошевом островов Франца-Иосифа Карскую стихию заселяли лишь дрейфующие ученые-полярники, недобитые медведи-беломоры, да еще они – полушахтеры и полупограничники. Впрочем, и этой малости вполне хватало. Взрывы, о которых судили потом да рядили в разных женевах, подготавливались здесь трудами стриженной армейской братии. И здесь же упрятанное под ледниковый щит нутро планеты ежегодно превращали в радиоактивную расплавленную мешанину.
Гуль прикрыл глаза и тут же представил себя застывшим, ничего не чувствующим снеговиком. Верно, для смеха его обрядили в солдатское обмундирование, сунув в руки вместо положенной метлы угрюмый и черный «Калашников»…
– Не Сочи! – капитан из подразделения саперов приплясывал вокруг Гуля, энергично уминая валенками снег.
С трудом приоткрыв заиндевевшие веки, Гуль покосился на командира саперов и промолчал. Он уже не задавался вопросом, для какой цели к ним прислали столько саперов. Сейчас его волновало одно: дождаться каким-либо образом конца этих идиотских испытаний и незамерзшим, еще живым завалиться в обыкновенное человеческое тепло – какое угодно, лишь бы это был плюс. Плюс, а не минус тридцать!..
Он не понимал, чего они ждут? Взрыв отгремел давным-давно. Это он знал и чувствовал без всяких приборов. Успокоилась под ногами земля, а из эпицентра успели вернуться броневики с широколобыми экспертами и минерами капитана. Тем не менее, войска продолжали стоять в полной боевой готовности, гигантским кольцом оцепив место взрыва. Бесшумно вращали эллипсоидными антеннами машины радиопоиска, и, проклиная все на свете, перетаптывались на снегу несчастные наблюдатели, которые знать не знали, что, собственно, надлежало им увидеть.
К северу, за стекольчатыми торосами, тянулись неровной шеренгой рычащие танки, самоходные гаубицы, где-то за дымкой тумана едва проглядывали фундаменты зенитно-ракетных комплексов. Гуль и теперь слышал приглушенное стрекотание кружащих в небе беспилотных аппаратов-разведчиков. Воздух вибрировал от моторного гула, справа и слева дымили выхлопами грузовики и вездеходы, аэросани крупного тоннажа. Изрытый гусеницами снег был темен от копоти и пролитой соляры…
Черт побери! Если бы не холод!..
Гуль мысленно издал протяжный стон и попросил солнце подняться чуть повыше над горизонтом, чтобы не дать окоченеть последним проблескам сознания в его голове. Мороз с успехом истребил все его догадки, включая и предположение о войне. На ум приходили примеры из давней войны отцов. Как они выдержали такое? Четыре года в мерзлых окопах, под прикрытием бревенчатых блиндажей… Как можно было воевать в таких условиях, когда проблематичной становилась даже задача выжить? Или народ был другой – более горячий и стойкий?… Он взглянул на валенки капитана и скосил глаза на свои сапоги. Пристукнув один о другой, уныло убедился, что ног уже не чувствует. И это беспокоило более всего на свете. Снова общественное расходилось с личным. Что-то там, в этой зараженной зоне должно было произойти, но ему было все равно. Это что-то требовало их неусыпного внимания, взведенных затворов и готовности ринуться неведомо куда по первому слову командования, но Гулю было плевать на командование. Наверное, он побежал бы в эту самую неизвестность, но только лишь из желания согреться. Доведенный холодом до отчаяния, он молил, чтобы это «что-то» произошло как можно быстрее. Иных мыслей и молитв в голове не существовало. Тем временем капитан саперов, приседая и пританцовывая, разгонял холодеющую кровь. С морозом в отличие от Гуля он предпочитал бороться в движении. Притопнув в очередной раз, офицер неожиданно обернулся.
– Если она не вылезет здесь, через пару неделек всю канитель попытаются повторить в Штатах.
Фраза вышла у него нечленораздельной, и, стянув рукавицу, капитан принялся растирать побелевшее лицо. Немного погодя, словно проверяя восстановленные функции, сложил губы маленьким кратером и засвистел что-то отдаленно знакомое. Сам над собой рассмеялся.
– Говорят, на востоке таким образом подзывают змей. Может, и ее удастся подманить…
– Кого ее? – тускло поинтересовался Гуль. За тусклостью таилась взведенная пружина. Мороз превратил нервы в натянутые струны – напряженные, болезненно отзывчивые, – арфа, к которой не следовало прикасаться. Он уже распрощался с ногами и не только с ногами. Если бы возникла необходимость выпустить из автомата парочку-другую пуль, он попросту не смог бы этого сделать. Да и не стал бы пытаться. Подкрадись к нему белый медведь, Гуль первый бы кинулся к нему в объятия. Чтобы прижаться к жаркому и мощному телу, впитать в себя перед смертью крошечку тепла.
Капитан оказался из понятливых. Пристально взглянув на окоченевшего наблюдателя, звучно хлопнул в ладоши.
– Все, хватит! Меняйся, джигит, и пойдем со мной.
– Мне еще полчаса до смены, – неуверенно заметил Гуль.
– Чепуха! Через полчаса ты будешь звонкий, как рюмка. А это верное воспаление легких, – капитан нравоучительно помахал рукой. – Все начинается с воспалений легких! А далее менингит, астма и в перспективе прогрессирующий бронхит. Ты хочешь этого? Нет? Тогда пошли, я все устрою.
В сущности, командир саперов был из «чужих», – то бишь, власть его не распространялась на пограничников. И все-таки он действительно все устроил. Смену прислали досрочно, и уже через пять минут Гуль отогревался в уютной, подшитой войлоком палатке. Металлическая печь экономно сжигала внутри себя порции соляры, заполняя капитанские апартаменты южным теплом, просушивая варежки, носовые платки и валенки. По правую руку от Гуля сифонил трудяга-примус, и пузатый котелок с потемневшими боками нетерпеливо пускал в разные стороны струйки пара. Молоденький веснушчатый ефрейтор моментально спроворил им по кружке обжигающего чая.
– И конфет, – приказал капитан. – Или что там у тебя имеется? Пряники? Значит, давай пряников!..
Блаженный и разомлевший Гуль сидел на ящике из-под взрывчатых веществ и глодал каменной твердости пряник. Тепло искристыми волнами растекалось от желудка по телу, оживляя ноги, возвращая человеческой субстанции утраченную энергию. Он витал в сладостной дреме.
– Что, богатырь, не любишь холода? – капитан, расположившийся напротив, весело подмигнул.
– Терпеть не могу, – признался Гуль. Отчего-то ему подумалось, что с этим чужим командиром можно говорить откровенно и о чем угодно. – Знал бы, что придется служить на севере, двинул бы в дезертиры.
