– В институт, дружок, надо было двигать. С военной кафедрой.
– Я и двинул, – Гуль сумел улыбнуться, – губы оттаивали постепенно. – И все равно повезло.
– А где учился? – поинтересовался капитан.
Гуль кратко вздохнул. Рассказывать в сущности было не о чем. Банальная история студента-недоучки: три курса электротехнического, пропуски лекций, нелады с деканатом и как результат – веер повесток с роковым посещением военкомата. Профессия, к которой его готовили, особого энтузиазма не вызывала, но и идти в армию идти отчаянно не хотелось. А уж тем более в эти безжизненные, щедрые на радиацию и мороз края. Однако пришлось. Приехал, потому что иначе пригнали бы…
Обо всем этом он и поведал коротко собеседникам.
– Хреново, – сочувственно оценил ефрейтор. Своего капитана он не слишком боялся и выражался достаточно вольно. – Выходит, три годика псу под хвост – так, что ли? Это я про учебу, значит.
Гуль пожал плечами. Соглашаться с тем, что три года вычеркнуты из его жизни, не хотелось.
– Ну, почему же под хвост?… – капитан рассеянно провел пальцами по светлым вьющимся волосам, и Гуль с интересом прищурился на его профиль. Если бы не форма и не погоны, походить бы капитану на какого-нибудь русского поэта. Того же Блока или Мариенгофа…
– Ну, почему же, – повторил капитан и несогласно покачал головой. – Три года – это всегда три года. Где их не проведи, даром не потеряешь, а уж тем более в институте. Мы ведь не знаем, где находим, а где нет. Ищешь покоя, попадаешь в праздник – и наоборот. Я вот и университет закончил, и проработать успел четыре года, а пришли и забрали. Объяснили, что родине без меня никак, что нехватка офицерских кадров и так далее…
– Ну и ну! – ефрейтор изумленно приоткрыл рот. – А я и не знал, что вы это… Про университет, значит…
Общее несчастье, общие темы. Через какое-то время они уже звали друг друга по имени. В пределах собственной палатки Володя (так звали капитана) не желал никакой субординации. В конце концов Гуль настолько осмелел, что впрямую поинтересовался целью проходящих учений.
– Блажь это, а не учения, ребятки, – капитан пренебрежительно качнул плечом.
Гуль терпеливо ждал продолжения. Ефрейтор тоже насуропил светлые бровки, с азартом и вниманием подавшись вперед. На любую фразу он отзывался живо, с простоватой прямолинейностью, и если даже ничего не говорил, то за него говорили мимика, блеск глаз и положение короткопалых непоседливых рук.
– То есть? – Гуль дожевал пряник, но потянуться за следующим постеснялся.
– Блажь – она, мужички, и есть блажь, – Володя со вздохом откинулся на брезентовый тюк и расслабленным движением расстегнул нижнюю пуговицу на полушубке. Под действием тепла он тоже несколько разомлел.
– Больное воображение рождает бред, а отсутствие воображения – блажь. Разница есть, хотя и не очень заметная. А в общем хотел бы сказать вам, да не могу. Потому что секрет и как бы наказуемо. Потому как предназначено исключительно для ушей старшего офицерского состава. А что есть старший офицерский состав? – он выдержал хитроватую паузу. – Старший офицерский состав – это все то, что начинается сразу же за майором. Значит?… Значит, знать мне этого не положено. А я знаю. Стало быть, рискую и вас могу подвести.
– Да ну! Бросьте, товарищ капитан!.. – заныл ефрейтор. Ему уже не терпелось утереть нос старшему офицерскому составу.
– Мы ж никому… Хотите, слово дадим?
Капитан справился с последней пуговицей и распластал полы полушубка, как крылья. Ему стало жарко.
– Ничего, голубки, потерпите. Всего-то и осталось – час или два.
– А что будет через час или два?
– По всей вероятности, ничего. Вот и окажется, что весь мой секрет с самого начала отдавал липой.
– Тогда тем более! Если через час все откроется…
– Да говорю же: ничего не откроется! – капитан усмехнулся. – Потому что через этот самый час случится примерно следующее: кто-нибудь из наименее терпеливых генералов не выдержит и взорвется – сыграет, так сказать, роль детонатора. Воспоследует бурная цепная реакция, и всех нас с матюгами погонят обратно на машины и вертолеты, не дав как следует собраться и сообразить, что же здесь в сущности имело место, – капитан улыбнулся. – А имел место, ребятки, грандиозный розыгрыш. Всего-навсего. Розыгрыш, помноженный на шпионские фантазии наших стратегов. Вот вам и весь секрет!
– Значит, не скажете? – ефрейтор обиженно покривил губы. Гуль тоже недоумевал. Слушать нелестные эпитеты в адрес командиров всех родов войск он мог и у себя в казарме. И куда более хлесткую. Выходило так, что капитан поманил их пряником и ничего не дал.
Заметив скучноватую реакцию собеседников, Володя виновато развел руками.
– Извините, парни, но подробнее не могу. Хотел бы, но не могу. Все-таки какой-никакой, а секрет, коего и мне знать не положено, – Володя вздохнул. – Генерал сболтнул полковнику, полковник – мне, а достанется всем вместе. Потому как секрет. Для того его и выдумывали. Тут вам и запад вражий замешан, и восток, и наши… Словом, если кто проговорится, может и не поздоровиться. Это уже на полном серьезе. Так что молчу для вашей же пользы.
– Да… – Протянул Гуль.
Ефрейтор, не слишком церемонившийся с капитаном, рубанул более откровенно:
– Тогда и нечего было начинать! – в голосе его звучала та же обида, что была нарисована на лице.
Володя смущенно прикашлянул. Он и сам осознал, что вышло невпопад. Тайны или бесстрашно раскрывают или не упоминают вовсе. Неловко он потянулся к котелку.
– Ладно уж налью, – ефрейтор по-хозяйски отстранил его руки, умело и ровно разлил по кружкам дымящий чай. Попутно зыркнул в сторону Гуля.
– Омуля, небось, часто тут пробуете? – о промахе капитана он великодушно решил забыть.
– Ага, каждый день – утром и вечером.
– Значит, не часто? Или, может, тут вообще нет никакой рыбы?
– Почему, рыба есть. Видим иногда. Муксун, нельма… Покупаем у местного населения. С водкой. Но в основном обыкновенная селедка из Диксона.
– Значит, не особенно жируете, – посочувствовал сержант и тут же ввернул, видимо, любимое им словцо: – Хреново… На море служить и рыбы не едать – это я вам скажу…
Отсев в угол, он гармошкой наморщил лоб и принялся ковырять в зубах спичкой – этакий знающий себе и другим цену увалень деревенского склада, с оттопыренными ушами и крупными лучистыми веснушками. С внутренней усмешкой Гуль отметил про себя, что ситуация в палатке забавным образом переменилась. Теперь безусловным хозяином был конопатый ефрейтор и как всякий хозяин он немедленно взялся за бразды правления. Известно, что приходящие к власти начинают с длинных пространных речей, – не стал исключением и сержант.
– Всякие там секреты, шахеры-махеры, – начал он озабоченно, – я так понимаю, от глупости. В жизни все проще. Тут тебе земля, тут солнце, а тут люди. Живи и другим жить не мешай. А разных там парламентов, министров-архиепископов нам, если честно, не нужно. Мы-то знаем, как жить. Приучены. А вот они – те, значит, у кого шило в одном месте, те – нет. Им покой с ясностью, как нам холод. Вот и усложняют все на свете. Чтоб воды, значит, намутить и плавать в той водичке жирными карасями. Или этими… омулями…
Гуль взглянул на капитана, ожидая увидеть улыбку и поперхнулся чаем. Володя сидел неестественно прямо и застывшим взором следил за кружкой. Микроскопическими толчками та передвигалась по скатерти, медленно приближаясь к краю. Сама собой. Гуль решил было, что это ожили льды, но тут же вспомнил, что под ними не океаническое дно, а мерзлый скальник. Тогда каким образом?…
Стремительным движением капитан положил на стол чайную ложечку.
– А ну-ка!..
Развернувшись подобно компасной стрелке, ложечка заскользила вслед за кружкой.
– Ловко, – пробормотал Гуль.
