центральной части города наблюдается значительно меньше. Разумеется, объяснялось это не почтением, испытываемым хараном перед пышными постройками именитых дайков, – скорее всего зверя смущала прочность здешнего камня. Как в любом другом городе – в центре Гарлаха селились жители обеспеченные, способные возводить дома на каменном фундаменте, заливающие в цемент не деревянные колья, а настоящую железную арматуру, оковывающие металлом и окна и двери. Даже здешние ограды сплошь и рядом окольцовывали шипастыми решетками. Конечно, харан был зверем сильным, но и ему, наверное, не слишком нравилось обдирать свою шкурку о здешние преграды. Куда проще было давить глиняные мазанки и крушить туловищем тростниково-деревянные крыши…
– Это напоминает мне черную дыру, – задумчиво произнес англичанин.
– Черную дыру?
– Вот именно. Вы ведь знаете, должно быть, что в центре нашей галактики недавно обнаружили гигантскую черную дыру – удивительной силы и колоссальных размеров. Пока мы от нее довольно далеко, но астрономы полагают, что рано или поздно она сумеет дотянуться и до нашей солнечной системы.
– Слышал, – Вадим подал руку Бартону и помог перебраться через перегородившую улицу баррикаду из обломков.
– Ну вот… А уж как дотянется, так и сожрет нас со всеми нашими потрохами. – Бартон приставил руку козырьком ко лбу, озирая близкую пирамиду.
– Насколько я знаю, до черной дыры еще далече. – Возразил Дымов. – Не один миллион лет пройдет, прежде чем сойдемся на опасную дистанцию.
– Может, так, а может, и нет.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду возможность того, что искомая дыра может воздействовать на планеты несколько по иному.
– То есть – как это?
– А вот так… – Бартон шкодливо улыбнулся. – Сижу я, к примеру, с красивой очаровательной дамой за столиком в ресторане и цежу ликер. Вокруг музыка, друзья и просто знакомые. Кто-то танцует, а кто-то ест. Ну, а нам нет до них дела, понимаете? Нам хочется погладить друг друга, приласкать губами. Ну, просто безумно хочется! Но нельзя, поскольку кругом люди. И что же мы делаем?
– Что же вы делаете?
– Мы заводим беседу на отвлеченную тему – скажем, о музыке Штрауса, а сами между тем вытягиваем под столом ноги. Я ласкаю носком ее коленку, она потирает пяткой мою щиколотку. Посмотреть со стороны – все чинно и благопристойно, а на самом деле под столом творится черт-те что.
– Забавная метафора! – Вадим усмехнулся.
– Да нет, дорогой мой друг, это не метафора. Самая настоящая явь! Видимая плоскость и истинная. А уж кто и что видит – другой вопрос.
– Вы полагаете, что лакуна – первый признак приближения черной дыры?
– Почему бы и нет? Черная дыра – это ведь не просто всасывающая воронка, это еще и движитель вселенной. Она раскручивает миры и по мере приближения к себе перемешивает их между собой в самых чудовищных сочетаниях. Кто знает, может, та же Дайкирия – всего лишь фрагмент иной цивилизации, противоестественным образом втиснутый в наш мир. И даже не фрагмент, а своего рода вход, в который затягивает теперь всю Землю.
Вадим пристально взглянул на вышагивающего по улице Бартона, недоуменно повел бровью. Англичанин был не так прост, как казался. Во всяком случае, мысли он высказывал крайне любопытные. Вряд ли он знал что-либо о том ДВИЖЕНИИ, которое уловил в свое время Дымов, однако предположения высказывал весьма близкие к истине.
Закрыв глаза, экстрасенс в очередной раз прислушался к собственным ощущениям. Мир погас, а звуки пропали, и в наступившей тишине он вновь ощутил легкое покачивание. Судно, именуемое Землей, продолжало входить в неведомый тоннель. Это было сложно объяснить, однако Вадим чувствовал, что, оставаясь на месте, Земля, тем не менее, продолжает уплывать в неведомое. Центром катаклизма оставалась столица Томусидо, и точно в сливное отверстие земное пространство уходило в никуда, бездумно позволяя планете выворачиваться наизнанку. Некое загадочное течение увлекало привычный мир, легко преодолевая инерционное сопротивление планеты, и снова Вадим ощутил страх. Он чувствовал то, чего не могли чувствовать другие, но знание это не переполняло его ни гордостью, ни силой, – напротив оно иссушало и заставляло мучиться.
Солнце било прямо в глаза, но он по-прежнему ничего не видел. Ноги совершали механические шаги, а слух, отключившись от всего внешнего, погружался в глубины, о которых Дымов даже не подозревал. Во всяком случае, никогда ранее он не экспериментировал с подобными вещами. Не стал бы экспериментировать и сейчас, но его подстегнули слова Бартона. Что-то происходило не только с ними, но и с Дайкирией, с Индонезией, всем Евразийским континентом. Что-то настолько глобальное, что очень может быть – в собственное жутковатое завтра даже стыдно было заглядывать. Тем более, что все равно – ни он и никто другой не сумеют противопоставить происходящему что-либо действенное. И даже все державы вкупе окажутся бессильными перед надвигающейся катастрофой. Не помогут уже ни новейшие истребители, ни химическое оружие, ни ядерные боеголовки. А коли так, то лучше всего было молчать и не поднимать панику. Тревогу хорошо бить, когда есть реальная возможность спасения. В их случае подобных возможностей Дымов не наблюдал…
Подобно ныряльщику он погружался в темный холод. Не делая ни единого движения, тонул в мутной мгле, именуемой пространственно-временным континуумом. Здесь было все – и время, и координаты, и жизнь, и смерть. Рентгеновским ядовитым облаком тут и там парила материализованная информация – та самая ноосфера, о которой столько еще будут судить и рядить земные мудрецы. Все и обо всем, неведомо кем выдуманное, а может, вообще не способное зарождаться в отдельных черепных коробках, отпускаемое в жаждущие сознания строго дозированными порциями. Мелькнул и пропал лишенный воздуха и света мир глонов, кисельной мешаниной потянулось вовсе несуразное – бушующая магма чужих звезд, плазменные протуберанцы, вихрящиеся сгустки незнакомых полей. Становилось все более душно, силы стремительно убывали. Дымов знал, что продолжает шагать по улице мертвого Гарлаха, и при этом ощущал нарастающее давление иных измерений. Наверное, пора было всплывать, и он даже пытался, но что-то мешало Вадиму – какая-то таинственная сила, сводящая на нет все его потуги.
Забавно, но ему снова помог Бартон. Вернее, помог его голос.
– Да вы совсем меня не слушаете! Что с вами?
Ухватив своего спутника за плечи, Стив легонько тряхнул, и этого хватило, чтобы Дымова пробкой выбросило на поверхность.
– Господи! Да у вас губы синие. Вам плохо?
Ответить Вадим сумел далеко не сразу. Как обычно, некоторое время ему понадобилось на
– Ничего, со мной это бывает.
– Но вам точно ничего не нужно?
– Все в порядке, Стив. Все в полном порядке.
Склонив голову набок, Бартон изучающее поглядел в лицо Дымову.
– Что-то вроде прострации? Или нирвана?
– Вы очень проницательны. – Вадим вымученно улыбнулся. – Нет, в самом деле, Стив! У вас взбалмошный характер, но в интуиции вам не откажешь. Это я по поводу вашей гипотезы. Честное слово, лучше бы вы стали ученым. Какого черта вас потянуло в разведку?
– Вот именно, что потянуло. – Англичанин пожал плечами. – Не мне вам объяснять, в какое время мы живем. Эпоха купцов и военных. И, увы. Людей так ничему и не научили ни Катулл, ни Макиавелли, ни Соловьев с Бердяевым. Искусство замерло на уровне уличных театров и пластилинового Голливуда, живопись выродилась в дешевенький эпатаж. – На лице Стива Бартона мелькнула гримаса отчаяния, рука яростным взмахом разрезала воздух. – Все сладенько, Вадим, и за все требуется платить. Даже за землю, на которой мы родились и на которой вынуждены некоторое время жить. Разумеется, надо было учиться
