Противостояние

– Не могу этого сделать, потому что я пока не чокнулся. Зачем вы пришли сюда? Чего вы хотели добиться? Завтра или послезавтра вы будете мертвы, как кусок собачьего дерьма. А если ему понадобится, чтобы вы заговорили, то вы ему все выложите, как миленькие. Вы просто рехнулись.

– Нам велела идти старая женщина. Матушка Абагейл. Возможно, она тебе снилась.

Дорган покачал головой, но при этом отвел глаза в сторону.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ну, тогда оставим эту тему.

– Стало быть, ты не хочешь говорить со мной? И в душ не хочешь?

Ларри засмеялся.

– Я так дешево не продаюсь. Пошлите к нам шпиона, если, конечно, среди вас найдется парень, который не превращается в ласку, едва только при нем упомянут Матушку Абагейл.

– Ну что ж, – сказал Дорган. – Как тебе будет угодно.

Он прошел по коридору в свете зарешеченных ламп и закрыл за собой стальные ворота.

«Завтра или послезавтра вы будете мертвы, как кусок собачьего дерьма».

Но Ларри не верил этому. Этого просто не может быть.

– Я не испугаюсь зла, – сказал он в мертвую тишину коридора, и ему понравилось звучание этой фразы. Он повторил ее снова.

Он лег на койку, и ему пришло в голову, что он наконец-то почти вернулся на Западное Побережье, только путешествие это оказалось куда более долгим и необычным, чем кто бы то ни было мог предположить. К тому же, оно еще не закончилось.

– Я не испугаюсь зла, – снова произнес он. Он заснул. Выражение лица его было спокойным. Спал он мирно, без снов.

На следующий день в десять часов утра Рэнделл Флегг и Ллойд Хенрид подошли к камере Глена Бэйтмена.

Он сидел на полу, скрестив ноги. Под своей койкой он нашел кусок угля и только что закончил надпись на стене своей камеры посреди изображений мужских и женских гениталий, имен, телефонных номеров и коротких непристойных стихотворений. Надпись гласила: «Я не гончар, и не гончарный круг, я – глина, но разве ценность достигнутой формы не зависит в той же степени от внутренних свойств глины, что и от гончарного круга и таланта Мастера?» Глен как раз восхищался этой пословицей – или это был афоризм? – в тот момент, когда ему показалось, что температура в камере неожиданно упала градусов на десять. Дверь в конце коридора с грохотом открылась. Во рту у Глена неожиданно пересохло, и кусок угля выпал у него из пальцев.

В коридоре раздалось щелканье каблуков, направлявшихся к нему.

Другие шаги, жалкие и тихие, поспешали за первыми, пытаясь попасть в такт.

«Ну вот, это он. Сейчас я увижу его лицо».

Неожиданно артрит стал причинять ему больше страданий. Боль была непереносимой. Словно из него вынули все кости, а образовавшиеся пустоты заполнили битым стеклом. И все же, когда каблуки остановились напротив его камеры, он повернул голову, и на лице его играла заинтересованная, выжидательная улыбка.

– А, так вот вы какой, – сказал Глен. – Вовсе не такой уж бука, как мы думали.

По другую сторону решетки стояло двое человек. Флегг был справа. На нем были синие джинсы и белая шелковая рубашка, мерцавшая в свете тусклых ламп. Он улыбался Глену. За ним стоял человек ниже его ростом и без улыбки на лице. На шее у него был надет черный камень с красной щелью.

– Хочу вам представить моего помощника, – сказал Флегг, хихикнув. – Ллойд Хенрид, познакомься с Гленом Бэйтменом, социологом, членом Комитета Свободной Зоны и последним оставшимся в живых представителем интеллектуального фонда Зоны, с тех пор, как Ник Андрос умер.

– Рад встретить вас, – пробормотал Ллойд.

– Как ваш артрит, Глен? – спросил Флегг. Тон его был соболезнующим, но в глазах сверкало открытое ликование.

Глен быстро сжал и разжал пальцы, улыбаясь Флеггу в ответ. Никто никогда не узнает, каких усилий стоила ему эта улыбка.

«Внутренние свойства глины!»

– Прекрасно, – сказал он. – Гораздо лучше, благодаря ночлегу под крышей. Спасибо вам.

Улыбка Флегга слегка потускнела. Глен уловил промелькнувшее по его лицу выражение удивления и гнева. Или страха?

– И я решил отпустить вас на свободу, – сказал он резко.

Сияющая улыбка вновь заиграла на его лице. Ллойд удивленно охнул, и Флегг повернулся к нему.

– Так ведь, Ллойд?

– Ну… конечно, – сказал Ллойд.

– Ну что ж, прекрасно, – весело сказал Глен. Он чувствовал, как артрит вгрызается в его суставы.

– Вам дадут небольшой мопед, и вы сможете отправиться обратно домой.

– Разумеется, я не могу отправиться домой без моих друзей.

– Разумеется, нет. Все, что от вас требуется, это попросить меня. Встать на колени и попросить.

Глен искренне расхохотался. Он откинул голову и смеялся долго и громко. Пока он смеялся, боль в суставах значительно уменьшилась. Он почувствовал себя лучше, сильнее и снова овладел собой.

– Ну, ты и кадр, – сказал он. – Я знаю, чем тебе помочь. Найди-ка ты большую кучу песка, возьми в руки молоток и набей весь этот песок прямиком себе в задницу, а?

Лицо Флегга потемнело. Улыбка исчезла. Глаза его, раньше напоминавшие своим цветом камень на шее Ллойда, теперь приобрели желтый оттенок. Он протянул руку к засову на двери камеры. Раздалось электрическое гудение. Искры засверкали у него между пальцев. Засов, черный и дымящийся, упал на пол. Ллойд Хенрид вскрикнул. Темный человек схватился за решетку и отодвинул дверь в сторону.

– Прекрати смеяться.

Глен засмеялся еще громче.

– ПРЕКРАТИ СМЕЯТЬСЯ НАДО МНОЙ!

– ДА ТЫ ЖЕ НИЧТОЖЕСТВО! – сказал Глен, утирая слезы и все еще хихикая. – Ой, извините меня… а мы-то так тебя боялись… придавали тебе такое значение… я смеюсь и над нашей глупостью, а не только над тобой…

– Пристрели его, Ллойд. – Флегг повернулся к своему соседу. Лицо его исказилось. Пальцы его скривились, как клыки хищника.

– Ну так убей меня сам, раз уж собрался, – сказал Глен. – Ты ведь можешь. Дотронься до меня пальцем и останови мое сердце. Соверши перевернутое крестное знамение и награди меня мозговой эмболией. Извлеки молнию вон из той розетки и разруби меня пополам. Ой, Господи… Господи помилуй… я себе живот надорву…

Глен рухнул на койку и стал кататься из стороны в сторону, сотрясаемый неудержимым хохотом.

– ПРИСТРЕЛИ ЕГО! – прогрохотал темный человек.

Бледный, трясущийся от страха, Ллойд вытащил из-за пояса револьвер, чуть не уронил его, а потом попытался прицелиться в Глена. Ему пришлось взять револьвер обеими руками.

Глен смотрел на Ллойда, по-прежнему улыбаясь.

– Раз уж вы собрались стрелять в кого-нибудь, мистер Хенрид, то пристрелите его.

– Давай же, Ллойд.

Ллойд спустил курок. В замкнутом пространстве выстрел прозвучал оглушительно. Пуля выбила кусок бетона в двух дюймах от плеча Глена, срикошетила и вылетела из камеры.

– Откуда у тебя руки растут? – завопил Флегг. – Пристрели его, идиот! Пристрели его! Он же стоит прямо перед тобой.