сока.
Стью внимательно посмотрел на лекарства.
– Том, где ты это взял?
– В аптеке. Мне дал их Ник.
– Да нет, серьезно…
– Серьезно! Серьезно! Сначала надо принять пенициллин и посмотреть, подействует ли он. Который из них пенициллин?
– Вот этот… но, Том…
– Нет. Ты должен. Так велел Ник. И тебе надо ходить.
– Я не могу ходить. У меня сломана нога. И я болен. – В голосе Стью появилось обиженные, капризные нотки.
– Ты должен. Или я буду тебя таскать.
Стью потерял контакт с реальностью. Том вложил ему в рот пенициллиновую капсулу, и Стью рефлекторно проглотил ее, запив соком. Он закашлялся, и Том похлопал его по спине. Потом он поднял Стью на его здоровую ногу и стал таскать его по вестибюлю. Коджак обеспокоенно следовал за ними.
– Прошу Тебя, Господи, – сказал Том. – Прошу Тебя, Господи, прошу тебя, Господи.
Никогда еще Боулдер не казался ему таким далеким, как в то унылое утро.
Борьба Стью с пневмонией продолжалась две недели.
Через два дня от пенициллина на коже выступила отвратительная красная сыпь, и Том стал давать ему ампициллин. Это дало лучший эффект, и утром седьмого октября Том проснулся и увидел, что Стью спит глубоко, а температура спала. Ночью жар возобновился. В течение следующих двух дней Стью непрерывно спал. Тому с трудом удавалось разбудить его, чтобы скормить ему таблетки и несколько кусочков сахара из гостиничного ресторана.
Одиннадцатого октября начался повторный приступ. Но на этот раз температура не была уже такой высокой, а хрипы стали тише.
Очнувшись тридцатого октября после недолгой дремоты в одном из кресел вестибюля. Том увидел, что Стью сидит на диване и оглядывается по сторонам.
– Том, – прошептал он. – Я жив.
– Да, – радостно воскликнул Том. – Ей-Богу, да!
– Я голоден. Не мог бы ты приготовить какой-нибудь суп, Том? С лапшой, например?
К восемнадцатому числу силы отчасти вернулись к Стью. Он уже мог в течение пяти минут ходить по вестибюлю отеля на костылях, которые Том принес ему из аптеки. Его постоянно терзал сводящий с ума зуд в срастающейся ноге. Двадцатого октября он впервые вышел на улицу, одевшись в теплое белье и закутавшись в огромную овечью шубу.
День был теплым и солнечным, но в воздухе чувствовалось приближение зимы.
– Даже не знаю, что делать, Том, – сказал Стью. – Мы сможем добраться до Грейт Джанкшена, а дальше я просто не знаю. В горах будет много снега. А ходить я пока не могу.
– Когда ты снова сможешь ходить, Стью?
– Не знаю. Том. Поживем – увидим.
Двадцать восьмого октября Грин Ривер был занесен пятидюймовым слоем снега.
– Если скоро не выехать, – сказал Стью Тому, когда они смотрели в окно на снег, – то всю зиму придется провести здесь.
На следующий день они подъехали на своем «Плимуте» к заправочной станции на окраине города. Часто прерываясь для отдыха, они заменили облысевшие задние шины на новую шипованную резину. Стью поразмыслил о том, не стоит ли найти машину с двумя ведущими мостами, но потом принял иррациональное решение не искушать судьбу. Том погрузил в багажник четыре пятидесятифунтовых мешка с песком. Они выехали из Грин Ривера в день Хеллоуина[5] и направились на восток.
Они приехали в Грейт Джанкшен в полдень второго ноября. Все утро небо было свинцово-серым, и когда они выехали на главную улицу города, первые снежные хлопья начали падать на капот «Плимута». Полдюжины раз по пути они попадали в короткие снегопады, но на этот раз небеса обещали нечто большее.
– Возможно, нам придется задержаться здесь ненадолго, – сказал Стью.
Том указал пальцем.
– Вон там! Мотель со звездой!
Мотель со звездой оказался «Праздничной гостиницей Великого Перевала».
– О'кей, – сказал Стью. – «Праздничная гостиница» нам подходит.
Он подъехал к зданию и выключил мотор «Плимута». Насколько им обоим было известно, он не заводился больше никогда. Снежные хлопья превратились в бесшумно опускающийся белый занавес. Снег шел всю ночь. Когда Стью и Том проснулись на следующее утро, они обнаружили, что Коджак сидит перед двойными дверьми парадного входа, уставившись в неподвижный мир белизны.
– Господи Иисусе Христе, – прошептал Том. – Весь путь завален снегом, так ведь, Стью?
Стью кивнул.
– Как же мы доберемся до Боулдера?
– Будем ждать весны, – сказал Стью.
– Так долго? – Том выглядел очень опечаленным, и Стью положил руку ему на плечо.
– Время пролетит быстро, – сказал он наконец.
Снова этот сон. Сон о Фрэнни. Кошмар.
Он всегда один и тот же. Фрэнни страдает от боли, лицо ее купается в поту. Ричардсон стоит между ее ног, а Лори Констебл помогает ему. Ноги Фрэн вздернуты кверху на металлических подставках…
Но, глядя на темные глаза Джорджа над марлевой повязкой, Стью понял, что все идет далеко не так хорошо, как он говорит. Что-то было не так. Лори вытерла губкой ее залитое потом лицо и откинула волосы со лба.
Кто произнес эти слова? Голос был низким, протяжным, словно пластинку на сорок пять оборотов решили проиграть на 33.
Голос Джорджа:
Голос Лори:
Стью закурил. Вкус у сигареты был ужасный, но после такого сна сойдет любая.
Но слишком много снов сбылось за последние полгода.
Он потушил недокуренную сигарету и уставился на огонь керосиновой лампы. Было двадцать девятое ноября. Они жили в гостинице уже четыре недели. Время проходило медленно, но они развлекались тем, что бродили по городу в поисках разных забавных безделушек.
На складе, расположенном на Грэнд авеню, Стью нашел генератор электроэнергии фирмы «Хонда». Вместе с Томом они на санках дотащили его до ратуши.
– Что мы будем делать с этой штукой? – спросил Том. – Подключим к мотелю электричество?
– Она для этого слишком мала, – ответил Стью.
– Тогда что же? Для
– Увидишь, – сказал Стью.
Они поставили генератор в комнатку для электрооборудования, соединенную с конференц-залом, и
