- А может, мне?-спросила она с усмешкой.
- Ну да. Вам. Вот, возьмите.
- Вы серьезно?
- Честно.
- Ну, спасибо. - Ганна приняла букет, поднесла его к лицу и глубоко, с тихой, довольной улыбкой вдохнула.
Ганна знала, что он придет, ожидала его появления.
Вчера она действительно не хотела больше видеть этого 'большого мальчишку'. А потом природная доброта взяла верх, и она подумала: 'Плавает парень. И кто поможет ему?' Всю свою жизнь Ганна привыкла помогать людям, если видела, что им нужна ее помощь, потому что и они ей, рано осиротевшей, тоже помогали всю жизнь.
- Ну как, что надумали? Куда поступаете? - спросила Ганна.
Журка молчал, потому что об этом, о своем будущем, он как раз меньше всего думал за прошедшие сутки. Да и какое оно, будущее, имеет значение, если она рядом, если она простила его и он снова с нею?!
- Вы извините,-сказала Ганна, так и не дождавшись ответа.-Но я этого не понимаю. И-хотите почестному? Презираю это. Как можно поступать куда попало? Для чего? Лишь бы идти? Вам нравится вон та девушка в сарафанчике?
- Хорошая.
- Тогда пригласите ее сюда и сидите с нею.
- Ну да! Что вы?-Журка поднял на Ганну испуганные глаза.
- Вы же сами сказали-хорошая. Так идите и пригласите.
- Зачем? Я вовсе не хочу приглашать ее.
- Ну вот,-сказала Ганна и улыбнулась одними губами.
У Журки отлегло от сердца.
- Значит, вам не все равно, с кем сидеть? Так как же вам Может быть все равно, кем быть? Это ж посерьезнее. Это ж: на всю жизнь. Вы понимаете?
- Понимаю.
- Тогда еще хуже. Как же вы можете, понимая, что это важно, так легкомысленно относиться к выбору профессии? Как? Говорите!
Журка готов был сказать что угодно, только бы не обидеть ее. Но именно этого 'чтоугодного' ответа она и не хотела слышать, а другого ответа он не знал.
- Эх вы! - произнесла Ганна с такой досадой, что Журка готов был сквозь землю провалиться.
По морю скользили легкие катера. С пляжа доноси'
лись голоса и визг. В небе гудел вертолет. Тень от него проплыла по воде, по гравиевой дорожке, по Журкиньм ногам в белоносых кедах и скрылась за кипарисами.
- Вам повезло, - продолжала Ганна после молчания.-Вы кончили школу, получили среднее образование.., А вот мне не повезло. Я в детстве только семь классов кончила. И вы считаете меня недоучкой.
- Ну что вы?-прервал Журка.
- А что вы сказали вчера? Ну-ка, припомните!
Журка опустил голову. Ганна пожалела его, произнесла как можно мягче:
- Тогда зачем вам обязательно в вуз! Вот этого я не понимаю. Почему все окончившие школу рвутся в институты, за дипломом? Ну разве в дипломе дело? Диплом-это бумага с печатью, и все. Правда, наша Полина Матвеевна говорит: 'Без бумажки ты букашка, а с бумажкой-человек'. Но это она так. Нам в ремесленном Сергей Герасимович часто приводил слова Горького:
'Нужно любить то, что делаешь, и тогда труд, даже самый грубый,-возвышается до творчества'... Согласны?
Журка кивнул головой.
- Вот недавно к нам в цех пришел заслуженный человек, офицер, уже на пенсии, а не смог без работы, потому что привык трудиться. Он бы мог пойти куда угодно, а пришед к нам, потому что в юности был слесарем, любил это дело и свою любовь через всю жизнь пронес.
'Как мой отец',-подумал Журка, но тут же эта мысль выскочила из головы, и он снова весь превратился в слух и внимание. Ему нравилось даже не то, что говорит Ганна, - признаться, он и сейчас не очень понимал ее, - ему нравился ее голос, переливы его, задушевность, мягкость и еще круглая родинка на левом ухе, которая так и тянула к себе.
- Вы когда-нибудь были на заводе?
- Приходилось. Практику отбывали.
Он произнес это таким тоном, что Ганна поняла: завод ему не понравился.
- Вот если бы вы на нашем заводе побывали. Не подумайте, я совсем не агитирую. Но наш завод... Я его ни на что не променяю. Вот дайте мне любую работу, самую хорошую, создайте любые условия, самые замечательные,-не пойду. Кстати, мы все учимся, вся наша бригада. У нас при заводе втуз есть. Но если и закончим, если и диплом получим - то никуда с завода.
- А вы на каком курсе? - спросил Журка, потому что неловко было молчать. Еще подумает, что он не слушает.
Ганна помрачнела. Журка уж и не рад был, что за-' дал вопрос. Ведь знал, что она не любит расспросов.
- У меня... перерыв в учебе.
Ганна уткнула лицо в букет и стала глубоко вдыхать аромат цветов, будто ей и в самом деле захотелось сейчас подышать этим ароматом. Журка совсем близко увидел круглую родинку.
- Скажите, Витя, вам приятно бывает, когда... скажем, вы мяч в корзину забросите? Испытываете вы при этом удовлетворение?
- Испытываю.
- Но игра прошла, и все это прошло. Нет, я не хочу вас обидеть. Но в смысле - никому от этого реальной пользы нет. В' широком понимании людям. Не обижайтесь.
- Запишут очко, и только,-согласился Журка, заставляя себя слушать Ганну и не обращать внимания на ее родинку.
- Тогда вы понимаете, как приятно, когда то, что ты сделал, полезно людям. У меня, например, первая гайка, сработанная моими руками, до сих пор хранится. Когда я ее нарезала-не поверила, долго присматривалась, где еще есть такие гайки. Вы не представляете, Витя; какое это ощущение! Как объяснить? Вот вам приятно, что ваши цветы понравились мне?
- Еще как, - признался Журка.
- Вот видите. А если не только мне, а многим людям.
У многих то, что сделано вами. И оно приносит им пользу и радость. Как это замечательно! Ведь правда? Чего ж вы молчите?
- Наверное. Я не испытывал.
- А сама работа. Это такая радость, Витя, вы не представляете! Берешь кусок металла, совершенно грубый, необработанный, и начинаешь точить его, шлифовать, сверлить. Пахнет окалиной. Стружка вьется колечками. Металл теплеет, нагревается, будто оживает в твоих руках.
Она говорила увлеченно, горячо. Глаза у нее блестели, лицо горело. Журка никогда еще не видел ее такой оживленной. Ему захотелось сделать ей приятное, чемто ответить на это оживление. Он вспомнил слова отца и сказал:
- Мой отец назвал рабочий класс 'вечным деревом'.
- А что? - Ганна секунду подумала, повела плечами. - Видите вон тот платан, огромный, ветвистый, такой могучий. Видите? Вот такое дерево, да?
- Не знаю.
- Нет, еще мощнее и действительно вечное, потому что наши руки всегда, и при коммунизме нужны будут, их не заменит никакая техника.
Журка рассмеялся, потому что так ее слова совпадали со словами отца, точно они заранее
