Шандор Петефи

человечеству:

Достиг всего я… Счастьем грудь полна…
Вот на коленях у меня — жена.
Так молода она и хороша…
О ней, о ней и грезила душа,
Мечась, как захмелевший мотылек
В садах мечты… Он здесь — живой цветок!
Вот эта женщина, сестра прекрасных фей,
Теперь женою сделалась моей.
Сегодня на коленях у меня
Сокровище бесценное. И я
Так счастлив с этой юною женой,
Что даже нет надежды ни одной
В моей груди… Зачем они? Достиг
Я высшей радости! И в этот миг
Без колебания бы я отречься мог
От всех патриотических тревог.
И от тебя, любовь к родной стране!
Так яростно ты гложешь сердце мне,
Что вот возьму и от тебя уйду —
Пусть бог чужую ведает беду!
Нет! Не могу отчизне изменить!
Былое, будущее может смыть
Поток великий счастья моего,
Но, родина, святого твоего
Он никогда не смоет алтаря!
С тобой, как прежде, родина моя,
Вздыхаю я о лучших днях, когда
Венец терновый сбросишь навсегда,
Когда победы лавровый венец
Твое чело украсит наконец,
С отчизной вместе плачу я навзрыд,
Коль рана незажившая боли.
Злодеи эту рану нанесли!
Нет друга ни вблизи и ни вдали!
С тобой я плачу, нищая страна,
Что ты и голодна и холодна,
Грущу с тобой, что кровь твоя и плоть,
Твой сын — подлец, казни его господь!
С тобой печалюсь я, отчизна-мать,
Что мир тебя не хочет замечать,
Что ты, в былом над всеми госпожа,
Перед которой мир стоял дрожа,
Теперь ничто! Ах, родина моя,
Вот за тебя и ринусь в битву я!

Петефи был цельным человеком и стойким борцом, и самое полное личное счастье не могло заставить его отвлечься от борьбы за свободу отчизны. Наоборот, любовь придавала поэту новые силы в этой борьбе.

«…Вот пройдет медовый месяц, и мы вступим в ту огромную пустыню, которую называют прозой жизни, — пишет он в своих «Путевых письмах». — Глупый это разговор, хоть и сам я его завел Свято верю, что мой медовый месяц протянется до самой могилы. Будто поэзия жизни зависит от времени, а не от самих людей!»

Петефи никогда не написал ни одной строчки против своих убеждений. Слова его всегда подтверждались поступками. События 1848–1849 годов показали, что он не предал забвению ни родины, ни своей любви — к свободе. Что же касается личного счастья, то «медовый месяц его протянулся до самой могилы». В 1848 году он писал:

Как мне назвать тебя,
Рождающее радость,
Мечту вздымающее до небес,
В сто крат чудесней самых чудных сказок,
Блестящее живое существо?
Ты в мире драгоценнейшая самая,
Юная,
Сладостная,
Жена моя,
Как мне назвать тебя?

И в 1849 году, незадолго до смерти, поэт писал жене с поля битвы:

И снятся мне и милы мне
Чудеснейшие сны мои.
Мой верный ангел снится мне —
Ты грезишься, любимая.

ПЕРЕД «ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕМ»

В 1847 году Европа переживала экономический кризис. Этот второй после наполеоновских войн кризис потряс фундамент многих буржуазных государств. Капиталистическое производство обрушило на головы трудящихся масс новые бедствия и страдания. Такие потрясения тогда еще были непривычны.

Ошеломленные буржуазные экономисты недоуменно наблюдали за распространением этого нового и повторяющегося «стихийного бедствия». Кризис захватил и Венгрию.

Тяжелое положение в стране усугублялось еще засухой и плохим урожаем 1846–1847 годов.

Венгерское крестьянство не могло найти никакого выхода. В стране росли крестьянские волнения. Одинокое, без союзников, крестьянство было способно' лишь на отдельные бунты, которые очень скоро подавлялись властями.

Но ничем уже нельзя было остановить нарастание недовольства в стране.

* * *