С гостями в мрак был погружен,Все ждут… — Кого ждут, знает он.Они, поникнув, не уснули,Но каждый съежился на стуле,Глаза отчаяньем блеснули!Не разговорчивей креветок,Мозг сух от скорби беззаветной,Вы не дождетесь их ответа —«Ждем три часа! Довольно, Джон! —Один издал все ж вопль и стон:Скажи, накроют пусть на стол!»Виденье, гости, — все пропало,Одна лишь дама среди залаБлагоговейно причитала.Ушел он, сев на брег морскойСледить за мчащейся волнойС приливом на берег сухой.Бродил он возле кромки чистойВоды, и ветер пел речистоНа ухо, шли валы игристы.Зачем он слушал ее сноваИ замирал над каждым словом:«Ах, жизнь, увы, абсурд неновый!»
Третий голос
Лишь миг недвижна колесницаЕго слезы была — стремится,Печаль излить его ресница.А ужас прямо в сердце дышит,Глас ни вдали, ни рядом — выше —Казалось, слышен, — но не слышен:«Но нет в слезах ни утешеньяНи искры сладкого сомненья,Все тонет в мрачной тьме томленья».«От слов ее открылась рана,Они мудрей, чем океанаБыл вой невнятный постоянно, —Сказал, — мудрее, чем потокаОт запада и до востокаПевучий диалект глубокий».А голос сердца тих, суров,Словами образов — не слов,Сказал, как путник, тяжело:«Ты стал сейчас глупей, чем прежде?Так почему глас знанья нежныйНе слушаешь, живя надеждой?»«О, только бы не это! — Ужас!Уйти к вампиру лучше — глубжеВ пещеру, плоть отдав ему же!»«Будь тверд, ведь мыслей мудрых тьма, —Безбрежна и теснит самаКоросту скудного ума».«Не это! Лишь не одинокимОстаться. В голосе глубокомЕе был странный хлад жестокий.
