— Да. После обеда работы не будет. Пойду уплачу за ваш билет.
— Я не нахожу слов для благодарности, мистер Гаррард, вы очень добры ко мне.
Они вместе прошли вдоль палубы. У лестницы, ведущей в каюты, остановились и распрощались.
— Надеюсь, завтра будет больше работы.
Его ответ был заглушен сиреной. Пароход вошел в густую полосу тумана. Она вздрогнула.
— Пойду к себе в каюту. Туман — единственное, чего боюсь, он делает меня больной.
Он хотел пригласить ее к себе в салон, но сдержался, вспомнив порванную телеграмму.
— Бояться нечего, но если там будете чувствовать себя лучше, оставайтесь в каюте.
14
Только к обеду следующего дня Гарвей снова встретился с Грэйс. Он сел за свой одинокий столик — весь день испытывал какую-то странную тревогу, как вдруг заметил проходящую по залу знакомую фигуру, направляющуюся прямо к нему. Девушка, грациозно и уверенно проходившая по залу,— она виновато улыбнулась, когда глаза их встретились,— мало напоминала призрачный образ, показавшийся ему в первый раз в темном проходе торгового дома. Черное платье было очень обыкновенно, но красота фигуры не нуждалась в украшениях, сделанных портнихой. Насколько было известно, она со вчерашнего вечера не покидала своей каюты, но все ее существо дышало здоровьем и жизнерадостностью. Он поднялся, чтобы поздороваться.
— Будет ли очень невежливо с моей стороны, если я попрошу разрешения сесть за ваш столик? Если хотите, только на сегодня. За моим столом нет ни одной дамы, а мужчины мне не особенно нравятся.
— Как раньше не подумал об этом! — воскликнул Гарвей.— Пожалуйста, оставьте за собой это место на все время путешествия.
— Надеюсь, не скомпрометирую вас,— сказала она, усаживаясь.
— Здесь никому нет до нас дела. И, кроме того, разве мы не состоим в официальных отношениях!
— Конечно. Но, с другой стороны, мне вовсе не хочется обедать с вами — официально.
Она выбирала для себя блюдо, как это делают французы, с заботливостью и вниманием и выпила стакан предложенного Гарвеем вина. Оба посмотрели сквозь иллюминатор на море, бывшее спокойным и синим.
— Как дивно! После того как прошел туман, хотела бы, чтобы поездка продолжалась бесконечно.
— Я тоже хотел бы этого и все же рад, что это невозможно. Я только недавно принялся за дело, а эта поездка — возвращение к моему прежнему существованию. Ничто не делает человека таким ленивым, как жизнь на пароходе.
— Каким это образом вы сделались таким рьяным коммерсантом?
— Компаньон недавно умер, и не осталось никого другого, кто мог бы взять на себя управление фирмой.
— Почему не продали фирму? Все говорят, что вы сказочно богаты.
— Безделье никому не пристало.
Она улыбнулась.
— Вам понадобилось много времени, чтобы дойти до этой мысли.
— Мне понадобилось много времени, чтобы дойти и до некоторых других мыслей. Я думаю, каждый переживает в своей жизни пору кризиса. Меня эта пора застала неподготовленным и беспомощным, чувствую себя, так сказать, лишь на пороге познания.
— Кто знает, как долго понадобится вам секретарша,— задумчиво произнесла она.
— Вероятно, до тех пор, пока вам не надоест быть ею.
— Почему — вероятно?
Он попробовал сделать торжественно-серьезную мину, которая соответствовала бы официальным отношениям шефа и секретарши. Но эта попытка кончилась ничем, когда он заметил насмешливое выражение ее глаз.
— Видите ли, у меня никогда не было секретарши. Наши отношения могут принять… немного своеобразный характер.
— Почему? Каким образом?
Он медлил. Но почему бы ему в конце концов и не высказаться? Пожалуй, это будет разумнее, нежели скрывать некоторые мысли.
— Вы очень привлекательны.
— Вы льстите. Но хотя бы так, что же из этого? Говорят, женщины мало интересуют вас. Кроме того, вы женаты на красавице.
— Мою жену считают очень красивой женщиной, но наш брак не был счастливым. Она недовольна.
— Вы изменяете ей?
— Да нет же! Дело вовсе не в этом.
— В чем же?
— Она очень честолюбива. Я не в состоянии удовлетворить все ее желания.
— Но вы так богаты! Неужели не можете дать все, что она хочет?
— Ей хочется титула. Хочется, чтобы я стал членом парламента или купил себе за 100 000 фунтов звание баронета или пэра.
— Так вот какая женщина ваша жена,— тихо произнесла Грэйс.
— Туалеты, драгоценности, высокое общественное положение — в этом смысл ее жизни. До недавнего времени я и сам был таким же. Жил для развлечений и спорта. Для человека вдумчивого не было бы никакой разницы между моей женой и мной.
— Я предпочла бы ваши недостатки. Но расскажите мне еще о вашей жене. Она любит вас?
— Я глубоко убежден, что ничего для нее не значу.
— Кто же любит вас?
— Откровенно говоря, не знаю. Это последствия моего образа жизни.
— Не считайте меня нескромной, если я задам еще один вопрос. Я полуфранцуженка и выросла в среде богемы. Кроме того, любопытна от природы. У вас нет подруги?
Он был немного смущен. Но сразу вспомнил обстановку, в которой она воспитывалась.
— Нет. Правда, не из нравственных соображений. Я не лучше других мужчин. Просто были вещи, которые для меня интереснее женщин.
Ее взгляд следил за пролетавшей чайкой. Подали следующее блюдо. Она снова казалась совершенно равнодушной.
— Каковы ваши планы на будущее? В чем для вас счастье?
— Любить и быть любимой,— ответила Грэйс, не колеблясь.
Гарвей снова смутился. Откровенность девушки была совершенно непонятна.
— Вы испытали уже это счастье или предчувствуете его?
— Нет еще. Я часто флиртовала, принимая ухаживания, и никогда ничего не давала взамен.
— Как эгоистично!
— Возможно. Обыкновенно мужчины предпочитают брать все от женщины, ничего не давая взамен. Я принадлежу к небольшой группе женщин-исключений.
— Мне кажется, вы слишком много размышляли о жизни для вашего возраста.
— Нужда заставила. Но я способна на безумства, если во мне заговорит настоящее чувство. Я знаю это.
До их слуха донеслись звуки оркестра. Гарвей внезапно почувствовал непонятную тревогу.
— Мой ответ был не полон,— сказала она, подымаясь,— я люблю богатство, роскошь и развлечения.
Они вышли на палубу, где играл оркестр. Солнце, окутанное красными облаками, погружалось в море.
