? Что ж, мальчик, ? произнесла женщина, и в этом 'что ж' ясно прозвучало извинение.
Ромка вспомнил про букет, положил его на табуретку, поспешно покинул комнату. Он направился мимо изгороди на улицу, к тополям. Его окликнул отчим Жунковского ? странно, но даже эту, казалось бы несуществующую, не имевшую прямого отношения к происшествию сценку запомнил Жунковский! ? так вот, отчим сидел на траве под раскидистой яблоней, опустив ноги в сухой арычок, на траве в саду россыпью медных пятачков лежали одуванчики. Между деревьями плыли размытые запахи ? так пахли позднецветки, прятавшиеся в густой листве отцветших яблонь.
? Читал Швейка? ? проговорил Ромке мужчина. ? Слушай!
Он вслух прочитал фразу, в самом деле смешную, читал, давясь от смеха, прочитал еще ? и тоже смешную, кажется, фразу о том, как Швейк ловко обвел вокруг носа докторов ? то был диалог бравого солдата с военным доктором. 'О чем вы, морская свинья, думаете?' ? спрашивает доктор. 'Осмелюсь доложить, ни о чем', ? отвечает Швейк. И тогда: 'Почему вы, сиамский слон, не думаете?' ? 'Потому что солдату не положено думать...' Ромка слушал, по-прежнему недоумевая, внутренне догадываясь, что тот позвал неспроста, что Швейк ~ предлог для какого-то разговора, но какого?
Так и есть.
Мужчина, не дочитав до конца страницу, захлопнул книгу, положил ее на траву, закурил озорно, по- мальчишечьи, округлил рот, пустил колечко-другое дыма, затем, собираясь, видимо, что-то спросить, повернулся к Ромке, долго смотрел в его глаза и произнес неожиданно:
? Роскошная жизнь, правда? ? И после небольшой паузы неожиданно добавил: ? Дуй-ка поживее из сада...
Подошел Жунковский, грустный, но одновременно охваченный решимостью.
? Идем, ? не то утвердительно, не то вопросительно произнес Ромка.
? Идем! ? сказал Жунковский.
Ромка решил бежать с Жунковским! Они пришли ко мне, на махорочный закуток, в разгар базарного дня. Рядом, спиной к нам, стоял Али. Поодаль, на краю другого прилавка, в двух-трех метрах от нас вела торг Рябая. Не более часа перед этим розовощекий пацан передал ей похожую на торбу сумку. Передал и куда-то исчез... Лицо парнишки не запомнил, хотя в тот день мы с ним встретились дважды, а Ромка называл его 'своим' парнем ? тот, по словам Ромки, был тоже детдомовцем. Из приозерного детдома... Разговаривал Ромка с розовощеким, помнится, у шапито...
Я купил два билета ? себе и братишке ? в шапито. Да, было такое: к нам, незадолго перед концом войны, нагрянул цирк, циркачи свой шатер разбили в самом центре базарной площади. Братишка в ожидании спектакля с самого утра ни на шаг не отходил от меня. Ромке и Жунковскому было не до цирка ? именно в этот час, в разгар базарных страстей, когда Горшечник и Рябая были заняты сбытом, они намеревались проникнуть в их избушку.
? Пора, ? сказал Жунковский, машинально потрепав почему-то голову братишке.
? Идем... ? ответил на это Ромка.
И тут, помнится, Али вдруг обернулся, пристально сощурившись, и, вытирая со лба пот, взглянул на меня, потом повернулся к Рябой и Горшечнику ? тот, как бывало не раз, возник неожиданно и главное незаметно, как джин, и теперь стоял прислонившись к подпорке павильона, бросал в рот семечки, ? сказал громко, махнув в сторону ребят, которые вот-вот должны были исчезнуть в толпе:
? Шпана затеяла что-то нехорошее!
Он так и сказал: 'что-то' ? значит, еще не знал ничего о намеченной краже. Рябая и Горшечник, казалось, не приняли всерьез слова Али. Правда, по матовому лицу Горшечника скользнуло подобие улыбки, будто он тут же проглотил ее вместе с зернышком семечки и чуточку поперхнулся.
За рукав меня дернул братишка и еще раз просительно-жалостливо напомнил об обещании сводить в цирк, я влепил ему шалбан и стал собираться, не зная, что в эти минуты Жунковский и Ромка стояли неподалеку от шатра шапито и тоже думали о цирке...
Циркач в одеянии клоуна, шароварах, длиннющих башмаках, в колпаке, напоминавшем огромный стручок перца, раскрашенный ярко и напудренный, карабкался на платформу, установленную на крыше шатра, лез нарочито неуклюже, то и дело срываясь с шаткой лестницы; вскарабкавшись, долго всматривался, потешно отыскивая кого-то в толпе. 'Кто-то' оказался дядей Амутом. Клоун с возгласом: 'Несчастный!' показал на него пальцем и громко расхохотался. Хохотал, сложившись вдвое, казалось, до колик в животе, заразительно и беспричинно. Секунду-другую спустя, поддавшись тяжелой шутке, также заразительно и беспричинно смеялась толпа ? вместе с ней и Ромка с Жунковским. Кульминацию сумасшедшего хохота обрезал сам же клоун, изобразив на лице мгновенную строгость. Все замерли, затем, когда тут же, со словами 'Да вот же он!', клоун перевел руку на другого человека ? бесшабашная потеха возобновилась с новой силой, а клоун уже расхваливал предстоящее представление.
? Люди! Слушайте! ? выкрикивал он. ? Слушайте! Только неделю! Не больше! Уникальная программа... Лучшие номера! Эквилибристы... Акробаты... Борьба с медведем... Аттракцион-бомба ? 'Похождение гражданина Гитлера!..' В заключение ? уникальный иллюзион ? выступление великого Артура Ленца! Артур Ленц ? маг и чародей!
Жунковский, услышав анонс, вслух позавидовал имени мага, а Ромка, хлопнув его до плечу, не без иронии произнес:
? Пора! Двинули!
Сказал, не ведая, что имя это прилипнет к Жунковскому навсегда!
Попали с братишкой на следующий сеанс, ворвались в числе первых, заняли места перед сценой. В балагане было не светло, но в самой сумеречности ощущалось приближение праздника. Потом ? о, взрыв! ? вспыхнули электрические лампочки, на сцену выкатился клоун. В колпаке ? стручке перца, с длинным вздернутым носом, чем-то напоминающим стручок, но только поменьше, и сам весь, казалось, наперченный, остручкованный ? он вытеснил все стороннее, суетное улетучилось ? и мне стало не до мыслей о Ромке и Жунковском.
Какой это был цирк!
К нам и раньше заезжали циркачи ? больше силачи, фокусники, пожиратели огня, ? но то были разрозненные лакомые куски целого, здесь же все было собрано воедино.
Как заразительно смеялся клоун!
Нет! Казалось, нечто огромное и угловатое надвигалось на нас ? клоун. Клоун присел на краешек помоста, он держался обеими руками за живот, ложился на спину, дрыгал по-лягушечьи ногами и хохотал.
? Чего хохочешь, Спиридон? ? спрашивал его удивленно ведущий спектакля.
? Не спрашивай, ? отвечал клоун Спиридон, давясь смехом.
Ведущий разводил недоуменно рукой, отходил, возвращался и снова интересовался ? опять впустую.
? Ну, чего завелся, бестолочь... Как можно! ? уже не спрашивал ? напирал ведущий.
У ме-е-еня з-у-у-б удалили, ? между приступами смеха весело сообщил Спиридон.
? Зу-у-у-б?
? Да, зуб.
? Где?
? Здесь, в Карповке!
? Не верю, чтобы это так рассмешило.
? Не веришь?
? Не-е-е.
? А вот гляди! ? Спиридон ловко извлек невесть каким образом огромную, не то лошадиную, не то коровью челюсть, как игрушечную машинку (к тому же с колесиком), долго раскатывал ее по полу на веревочке. За выступлением щупленькой пожилой тетеньки-эквилибристки (она лежа на спине
