А тогда на сцене для меня происходило иное.
? Где шарик? Ты его видел? Прекрашно! Покажи! ? говорил, во всю улыбаясь, маг.
? Нет! Не видел! ? выдавил братишка и, вырвавшись из объятий иллюзиониста, побежал на свое место и порывисто, едва не плача, прижался ко мне...
Артур Ленц!
До сих пор в ушах стоят шумы цирка. Гулко что-то стукает и замирает ? то маг обранил шарик, шарик по деревянному настилу подкатился к нам, я поднял его и передал хозяину... Возгласы 'оп!' ? это группа акробатов. 'Персидский марш' в исполнении аккордеониста... Аккордеон трофейный, с шикарной клавиатурой, а аккордеонист в синем берете и в очках с темными округлыми стеклами ? кажется, слепой ? ну да, конечно же: после спектакля к нему подходит эквилибристка и уводит в сторону, и уже из-за ширмы до конца представления звучит замечательная музыка... А вот задергивают занавес, кончик его цепляется за что-то, и между кусками полотна образуется просвет, через который я отчетливо вижу Артура Ленца. Маг стоит, ссутулившись, без цилиндра, вытирает платочком со лба пот, протягивает руку, рука исчезает, чтобы тут же вновь появиться, но уже с бутылкой молока... Маг, не догадываясь о том, что его видят, преображается вновь в знакомого лысенького старичка с трясущимися руками ? вот причина его неудачи с шариками! ? поднимает бутылку и, презрев стыд, хлещет молоко из горлышка.
Мы с братишкой сидим, припаянные к скамейке: не хочется верить в конец волшебства.
Люди поднимаются с мест, толпясь, двигаются к выходу. Встаем и мы. Обнявшись, идем по улице, а братишка заразительно смеется, припоминая сценку с избиением Гитлера, особенно финал, когда Гитлер на четвереньках в кальсонах 'драпал' за ширму, а на ягодицах его черным по белому был отпечатан след от ступни солдатского сапога...
В избушку решено было проникнуть со стороны сада.
Ромка и Жунковский пересекли старый сад. Сквозь щель в дувале оглядели двор, избушку. Двор, как и ожидали, пустовал, у ворот на цепи подремывал пес, темнел на дверях избушки замок. Пацаны, стараясь ступать бесшумно в зарослях лопуха, прошли вдоль забора к сарайчику, взобрались на крышу сарайчика, там прилегли за копной залежавшего сена. Отсюда двор был как на ладони.
? Гляди на дорогу, ? Ромка показал взглядом на переулок.? За воротами увидишь неладное ? свистни. За мной следи. Махну рукой ? иди туда, ? он перевел взгляд на окно, ? я влезу и оттуда подам тебе харч. Ну как?
? Договорились, ? ответил шепотом Жунковский.
? Боязно, что ли?
? Что ты?
? Не кипятись… Артур. Боязно. Только наплевать на страх. Идти сразу двоим нельзя.
? Может быть, пойду я?
? Ты? Не-е... Ты побудь на шухере. Да ты и не пролезешь в форточку.
Ромка был прав: дотянуться до форточки по плоской стене Жунковский вряд ли смог бы, а о том, чтобы втиснуться в форточку, не приходилось и думать ? так мала была она.
? У меня кости смазаны лучше, ? сказал Ромка и засмеялся, видимо, сам довольный своей шуткой. ? Смогу, честное слово. Только надо покумекать.
Он стал 'кумекать', оглядывая предметы вокруг.
Взглянул на погреб, пристройку к избушке, похожую на курятник, шаткую лесенку у пристройки ? воспользоваться лесенкой, не обеспокоя собаку, нельзя было. Посмотрел на кривой сучковатый столб ? на столбе висела бельевая веревка; на конуру у ворот ? от нее поперек двора по земле тянулся трос; оглядел внимательно избушку, крышу с глиняным покрытием с пологими, наклоненными в разные стороны крыльями...
Ромка внимательно оглядел переулок ? по нему медленно ползла повозка, нагруженная доверху джерганаком. Тащили повозку двое волов. Хозяин воза ? старичок, не по-летнему нахлобучив шапку, тянул быков за налыгыч, но не утерпел, молодцевато вскочил на передок повозки, завопил:
? Ц-цобе! Ц-цобе! Ц-цоб-б! Цоб-б, говорю, цоб-б! Повозка медленно, как бы неохотно, удалялась в сторону базара, и когда стала она сползать в галечниковое пересохшее русло речки, медленно, по- черепашьи, будто проваливаясь вниз, Ромка произнес твердо:
? Значит так, Артур: я подам харч в форточку. Потом дунем по дувалу назад тем же путем. Держи.
Он протянул перочинный нож.
? Зачем?
Постереги, ? Ромка сунул холщовый мешочек за пазуху, полусогнувшись, побежал к дувалу, который соединял сарайчики и избушку, ступил на размытый верх дувала и, балансируя руками, двинулся к избушке. Вскарабкался на крыщу. Затем с крыши начал спуск, нащупал ногами окно, форточку... Изловчился, ноги его, казалось, сами вползли в форточку. Цепляясь за неровности на крыше, стене, он медленно втиснулся в квадратный проем форточки. Усилие, еще, еще ? и вот он в избушке, обернулся, глянул в окно, на Жунковского, опасливо замахал руками, жестом приказывая прилечь, и когда тот послушно припал к копешке, отдернул занавеску, обнажив окно. Жунковский увидел часть комнаты с печью, столом, покрытым клетчатой клеенкой, на подоконнике ? глиняный горшок с геранью.
Ромка улыбнулся: мол, ничего страшного на поверку не оказалось. Заулыбался в ответ и Жунковский, восхищаясь лихой Ромкиной уверенностью, он привстал на колени ? сено зашуршало, затрещали под ногами жерди.
По ту сторону окна между тем началось неожиданное: Ромка, убедившись, что понят правильно, вдруг взялся за живот, сломался и беззвучно захохотал. Ромка изобразил... знакомого клоуна из шапито, как тот хлопал себя по животу, выкатывал глаза, водил пальцем, отыскивая в воображаемой толпе воображаемого человека, задерживаясь на 'ком-то', он, казалось, выкрикивал:
? Т-ты!.. Да не ты! А ты! За-а-стенчивый!..
Вот он резко изменился в лице, посерьезнел ? Жунковский, на миг забыв обо всем, громко засмеялся ? так искусно и забавно Ромка изобразил перемену настроения!
Успех раззадорил 'артиста' ? Ромка присел на подоконник, предварительно отодвинув горшок с геранью; ноги изогнулись, сами по себе пошли медленно вверх, обвили голову, мальчик стоял, упираясь на одни руки с закинутыми за плечо ногами. Жунковский, не предполагавший в друге такого таланта, изумился: так непринужденно, легко и быстро Ромка выполнил сложный трюк! И следующий 'номер' исполнился молниеносно ? Ромка будто спешил, боясь не поспеть выказать, перед зрителем ? Жунковским ? все блестки своего умения. Время непроизвольно запечатлелось в памяти Жунковского отчаянным 'Ц-цобе!' старичка, тащившего за налыгыч волов на другой берег речки. Ширина поймы речки здесь не превышала тридцати метров ? значит, с тех пор, как Ромка проник в форточку, минуло две, от силы три минуты.
Жунковскому не приходило в голову, что Ромкины трюки в чужой избушке были неуместны. Это потом, и не раз, обозначится нитью, которая приведет память к избушке Рябой, и мы в недоумении оцепенеем: почему? зачем? Пишу во множественном числе сознательно: меня никогда не покидало чувство большей причастности ко всему тому, что случилось в тот день в избушке; порою даже чудится, что тогда на крыше сарайчика Жунковский был не один, будто рядом с ним находился и я: так зримо и в деталях видится Ромкин 'цирк'. Это потом мы постараемся в его неожиданных действиях отыскать логику. И отыщем. Чтобы снова... утерять ее. Будем находить и терять, терять и находить... Почему? Зачем?
Почему Ромка забыл на минуту о главном ? краже сала? Что это? Бравада смелостью? Или... Мы попытаемся понять его, но так и не поймем до конца. Жунковский, увлеченный Ромкиным 'цирком', не догадывался, как нечто сжалось в пружину, не видел третьего, не знал, что внимание того тоже сосредоточилось на происходящем у окна избушки; не видел полоску света между жердинами стены, то, как она, полоска, резко и остро упала на лицо третьего, как стало тускло и матово сразу за краями полоски на лице того, как желваки, ходившие нетерпеливо, вдруг остановились ? это после того, как Ромка, исчезнув на секунду-другую, объявился вновь, нахлобучив на голову фуражку...
Где видел Жунковский эту фуражку? 'Номер' Ромка исполнил очень быстро, но какими долгими показались секунды! Жунковский приподнялся и взглянул поверх ворот: там, в переулке, наконец-то на