Ревниво следила любая хозяйка, чтобы ее юрта была самой нарядной, а кошмы и циновки в ней – самыми узорчатыми… Все не жалели сил, чтобы пошла громкая слава об их достоинствах и искусности, чтобы осталась добрая память об их угощении и щедрости… Все добивались, чтобы люди разнесли по белу свету слух: «Юрта у такого-то что дворец! Украшала собой весь горный склон!»
Аулы старались первыми тронуться на маслихат. Каждый же аулчанин стремился первым раскинуть юрту когда его аул останавливался на новом стойбище. Если какой-нибудь молодухе удавалось первой сесть на покрытого текеметом верблюда, когда аул снимался с насиженного места, да еще к тому же первой настежь распахнуть тундик юрты и разжечь огонь в очаге, не было тогда никого счастливее, чем она. Лицо ее покрывалось румянцем, глаза сияли, будто у девушки на которую обратил внимание завидный жених.
Снохи себя не жалели, с ног сбивались чтобы держать дом чистым, постель мягкой, дастархан обильным, а еду вкусной. Соперничали друг с другом во всем, даже в искусстве помешивать кумыс. С замиранием сердца ждали, что изречет гость после того, как со смаком опорожнит огромную чашу кумыса. Ну, а если гость - из тех, что сидят недолго, да видит много, - скажет кому-нибудь: «Вай-вай, как же вкусно стряпает сноха в доме такого-то, из такого-то рода – пальчики оближешь!», то весь род ликует. Когда же доходила похвала до аула, откуда сноха была родом, - а она обязательно доходила, - аул радовался так, что небеса слышали его радость: «Оказывается, наша-то дорогая – самая-самая искусная, самая-самая лучшая сноха в ауле такого-то!»
Не было у казахов иной цели, иного смысла в жизни, как прославиться своим гостеприимством. Каждый казах умножал свой скот, чтобы вдосталь угостить, случайного, богом посланного путника. Потомкам своим оставлял в наследство как самое ценное достояние восторженные отзывы о собственной щедрости!
Как легенды расходились по степи рассказы о том, чья юрта на Мартюбе отличалась отменным кумысом, чья – душистым чаем, чья – наваристой сорпой. Эти легенды, эти рассказы, верили казахи, приносят удовлетворение духам семи поколений предков, а в будущем наполнят гордостью сердца семи поколений потомков, когда они явятся на свет божий.
Слава не дается легко: надо попотеть, побегать, приложить старания. На место прибывали за неделю до собрания, не позже, - чтобы выбрать самое выгодное, то есть на виду у всех, место для юрты. До хрипоты спорили из-за того местечка, если кто-то, не дай бог, опередил кого-то. Если же, не приведи господь, кто-то опаздывал, то прямо-таки из кожи вон лез, чтобы оправдаться перед каждым встречным, перечислял причины и доводы, доводы и причины, почему да отчего припозднился…
В детстве Абулхаир думал, что, собираясь на Мартюбе, народ вообще не спал – ни днем ни ночью. С утра дотемна кипели над очагами казаны с мясом жеребят и овец; беспрерывно неслись отовсюду гулкие звуки, знакомые каждому казаху – это помешивали кумыс. В главные юрты, которые ставились в центре каждого из поселений, приглашались на мясо самые достойные и уважаемые люди племени. Тут они и строили планы, прикидывали о чем будут держать совет на общем собрании, что будут предлагать, что поддерживать, а что отвергать.
Остальные юрты тоже не пустовали. Уж кого-кого, а гуляк на подобных сборищах, любителей вкусно поесть, обильно попить, сказать и услышать острое словцо, соленую шутку бывало предостаточно. Из стойбища в стойбище, из аула в аул мотались на богато убранных конях удалые джигиты, поигрывая камчами, украшенными серебром и резной костью.
Всюду толпятся люди, всюду скопища коней, всюду кипят котлы, вьется дым, что шерстяная нить из- под веретена щеголихи, горят в ночи яркие свечи костров. Словно переселились на землю, покинув свои привычные места, мириады звезд.
Куда Абулхаир ни бросит взгляд – цветут радость, красота и свет.
Куда ни поведет носом – стелются дразнящие запахи и ароматы.
Куда ни нацелит ухо – несутся гулкие голоса, слышатся горячие споры, взмывающие в поднебесье раздольные песни, звонкий смех, крики верблюжат, ржание коней…
Придет пора разъезжаться собранию – на обширном этом пространстве, уверен Абулхаир, и завтра, и через месяц будет пахнуть кумысом и мясом, будет звучать веселый, беззаботный смех…
В Сайраме люди на целый месяц забывали о своих заботах и невзгодах. Все они казались Абулхаиру добрыми и славными. Разве у человека, окунувшегося в такую полную развлечений и гостеваний жизнь, может быть настроение плохим или закрасться в сердце грусть? Не только о заботах и невзгодах забывали люди – о дастанах и сказаниях забывали! Ибо какое сказание или дастан могли сравниться с весельем и оживлением, что бурлили вокруг, с праздником, что услаждал глаз и душу!
Сказочный, придуманный рай, на описания которого из века в век не жалели слов акыны и сказители, устанавливался на исходе мая здесь, на земле под Сайрамом.
Древний кряжистый Каратау разделял с людьми радость. Он словно оживал, молодел, захваченный ликованием, становился выше, тянулся вверх, точно желал в одиночку подпирать небесный свод – вот, мол, каков я!
С нежностью старой матери Каратау взирал на людей, наслаждался тем, что его потомки раскинулись мощной кроной векового дерева – раскинулись дружно за одним дастарханом.
Из бесед и разговоров старших Абулхаир усвоил: для казахских племен Сайрам был материнским очагом. Туркестан же, где был ханский дворец, - отчим домом, куда надо входить на цыпочках, по-сыновьи почтительно и любовно. Совместные решения племена выносили на Сайраме, а благословение эти решения получали в Туркестане. Каждый казах называвшийся мужчиной, приезжал на Мартюбе с копьем наперевес, словно был готов в любой момент броситься в бой с врагами. Мужчина без оружия не имел права встать в один ряд с вооруженным. Собрания-маслихаты на Мартюбе являли собой проверку не только разума народного, но и доблести, силы народной…
Сюда стекались со всей степи лучшие ораторы, батыры, наездники и даже обжоры – у них тоже были свои состязания: кто больше опорожнит казанов с мясом и саб с кумысом…
Потому и пошла такая молва: если хочешь узнать, что за народ казахи, приезжай на исходе мая на Мартюбе.
Здесь ты узнаешь: нет народа красноречивее, чем эти степняки! Их слова, их речи берут за сердце, бередят душу.
Здесь ты убедишься: эти степняки – лучшие музыканты на свете! Они умеют вместить все звуки мира в маленький, как тельце осиротевшего ягненка, инструмент всего с двумя струнами.
Здесь ты придешь к выводу: степняки эти – самые голосистые из всех певцов, которых ты когда-либо слышал. Их голоса способны не только юрту заполнить до самого ее купола, но они достигают аж до поднебесья, баюкают небо, нежат его слух, а также утишают полет птицы и бег дикого зверя.
Здесь ты решишь: нет народа мудрее и проницательнее, чем эти степняки! Их бии хранят в памяти все, что происходило на земле аж с сотворения мира, и видят далеко-далеко вперед, даже в будущее заглядывают!
Здесь тебе станет ясно: нет народа рассудительнее, чем эти степняки! Решения они принимают без лишних слов, полагаясь на совет и опыт бывалых седобородых старцев, на мудрость искушенных умов.
Здесь тебе откроется: нет народа дружнее, чем эти степняки! Не только мужи, но и кони у коновязи радуются встрече, утыкаются мордами друг другу в гривы…
Здесь ты изумишься щедрости этих степняков, у которых от зари до зари не сворачиваются дастарханы, не истощаются чаши с кумысом, не гаснут огни под котлами!
Здесь тебя поразят в самое сердце красота девушек и лихость джигитов!..
На Мартюбе родились пословицы и мудрые изречения, прославлявшие казахов, вселявшие в них гордость. И казахи любили повторять их вновь и вновь: «Старшему жузу дай в руки посох и доверь пасти скот. Среднему жузу дай в руки перо и поручи рассудить тяжбу. Младшему жузу дай в руки оружие и пошли на врага».
А как же не повторить то, что делает тебе честь! Если главное богатство народа – скот поручали Старшему жузу – это значит воздавали должное его доброте. Если народ передавал тяжбу на суд Среднему жузу – значит, полагался на его мудрость. Если дать отпор врагу, несущему бедствие всему народу, доверяли Младшему жузу – стало быть, ценили его отвагу.
Каждый из трех улысов занимал на Мартюбе подобающее место. Каждому оказывались почести и уважение, однако проявлялись они по-разному.
