– Маршрут знаешь?
Еще бы Брату не знать – чуть севернее парка, на одной из улочек старого города, в старинном трехэтажном доме с изящными шпилями и куполами-башенками, в уютной квартире с высокими потолками, когда-то давно, в другой реальности, обитал двадцатипятилетний перспективный адвокат. Высокий, худощавый, открытый миру и жадно старающийся жить насыщенно, словно чувствовавший, как скоро все изменится. Невидимым магнитом сейчас тянет его к тому месту. Но нельзя – Брат в курсе, какие жуткие шутки творит с сознанием человека вернувшееся прошлое.
– Все просто – по этой аллее выходим через полверсты к рукотворной дамбе, оттуда на набережную и, никуда не сворачивая, углубляемся в город. По прямой еще полверсты – и мы в парке.
– Застройка какая?
– Должно нормально просматриваться. По левую руку несколько двухэтажек кирпичных, а справа – частные дома с участками.
– Хорошо.
– Еще… Ключник, я там жил недалеко, ты это… если я вдруг…
– Понял. Не пущу.
Аллея раньше представляла собой достаточно широкую дорогу среди рощи стройных высоких берез. Возможно, когда за парком тщательно ухаживали заботливые садовники, стригли газоны, уничтожали сорняки, это было излюбленное место отдыха горожан. Теперь дорожки заросли, покрытие растрескалось, выдавливая из-под себя мохнатые клочья острой травы, а по сторонам, среди стволов, покрытых бурым лишайником и пластинами безобразных наростов, главенствующим видом растительности стали высоченные неопрятные заросли бурьяна. Маршрут через парк прошел без осложнений, узкую стометровку дамбы тоже преодолели легко, в два этапа, но лишь отряд оказался на городской улице, как Ключник шепнул что-то Брату и растворился в развалинах.
– А где Рахан? – через секунду опомнился Ванко.
– Везде, – емко ответила Кэт.
Брат подозвал к себе Стерву, и спутники продолжили путь впятером, имея замыкающим Руса.
А где-то рядом посланник смерти Рахан резал глотки паре наблюдателей, после чего, на ходу отирая лезвие, бесшумной тенью бросился вслед гонцу, несущему информацию о визитерах.
Благодаря невидимым действиям Ключника продвижение остальных протекало во внимательном ожидании, но не сложнее, чем через остров. Присутствия мутантов, да и вообще каких либо признаков жизни обнаружить не удавалось. Но если на тенистых запущенных аллеях безмолвие воспринималось настороженно, то безжизненные постройки по обе стороны улицы внушали тревогу и чуть ли не панический страх. Поэтому вынырнувший вдали из подворотни серый мохнатый силуэт вызвал сначала общий выброс адреналина, а затем синхронный вздох облегчения.
– Собачка! – тонко позвал Ванко.
– Надо же, еще не всех пожрали, – заметила Стерва.
А пес приближался, и чем ближе, тем страшнее, уродливее он становился. Достаточно крупный, с длинной шерстью, свалявшимися клочьями свисающей на боках, гноящимися пятнами язв и мертвенно болтающимся грязным хвостом. Пес передвигался, будто подпрыгивая, покачиваясь на невидимых пружинах – тело то выгибалось, как в приступах рвоты, то задняя часть, шатаясь и заваливаясь, пыталась обогнать переднюю. Облезшие тощие бока ходили ходуном, наполняя воздухом хрипящие легкие. Пасть, оскаленная в некоей сардонической усмешке, черные клыки, вывалившийся распухший язык и срывающиеся длинные капли желтой слюны. И глаза, полные боли и опасного безумия. Пес приближался, распространяя устойчивую вонь и почти осязаемую агрессию.
– Бешеный. – Стерва подняла самострел.
– Не надо! – Кэт не приказала, нет, она попросила, но только ли Брату показалось, что она обращается вовсе не к людям – к собаке?
Девушка оттеснила плечом наемницу и вышла вперед, присела на корточки. Пес все той же неровной походкой подошел вплотную, только выражение глаз несчастной твари изменилось. Теперь они излучали щенячью преданность и немую мольбу о прощении. Даже хвост нелепо дернулся в тщетной попытке вильнуть. Кэт, не гнушаясь, положила ладонь на изъеденную лишаем голову собаки, другой рукой почесала за рваным ухом, не отводя взгляда от гноящихся глаз. Несколько мгновений продолжался безмолвный диалог человека с псом, в течение которого девушка ласково поглаживала изуродованное существо, после чего понимающе кивнула. Пес почти по-человечески облегченно вздохнул, обошел Кэт, миновал стороной весь отряд и, покачиваясь, направился к небольшой каменной площадке.
На полпути бедняга обернулся, встретил мягкую, одобряющую улыбку, еще раз дернул хвостом, доковылял до площадки и улегся, положив голову на вытянутые лапы. Лишь только отряд скрылся за очередным изгибом улицы, глаза его подернулись мутной поволокой – легко и радостно душа пса унеслась в его щенячий рай. Чудеса.
По мере приближения к парку Стерва, обладающая в связи со своим теперешним состоянием повышенной восприимчивостью, первой заявила, что здесь что-то не так. Постепенно все начали ощущать некоторое неудобство. У Брата слезились глаза, Рус принялся нервно почесываться, Ванко недоуменно тер словно заложенные ватой уши, и буквально все испытывали колющие толчки в висках, усилившееся давление на плечи.
– Противное место, – заявила наемница, лишь оказалась на территории парка, – тишина гробовая, как на погосте.
– Нехорошее, – согласился Большой Брат, помолчал и добавил: – Всегда таким было.
Пока шли через заросший гигантским чертополохом парк, бывший горожанин вполголоса поведал мрачную историю этого района.
Более полутора веков большой участок в границах города использовался местными в качестве кладбища. Несколько поколений горожан нашли здесь свое упокоение. Тут хоронили знатных и безродных, величественные мавзолеи чередовались со скромными надгробиями, хоть и говорят, что двухметровый слой земли уравнивает и богатых и бедных. Но, чуть больше сотни лет назад, новые правители решили, что умиротворяющей тишине и немому напоминанию о вечном не место в центре города. И кладбище уничтожили. Гранитные плиты вырвали из почвы и использовали для облицовки зданий. Страшно? Страшно жить в доме, на стенах которого еще можно распознать остатки надгробных надписей. Памятники попроще, из песчаника, не мудрствуя завалили землей и засадили черемухой. А останки – останки никто не перезахоранивал, так и остались лежать гробы под разбитыми дорожками, напоминая о себе глубокими промоинами после сильных дождей. На бывшем кладбище организовали парк для отдыха и развлечений. Днем дети с радостными криками носились в каруселях над землей, в которой покоились их деды. Вот только матери, наблюдающие за играющими чадами, порой отгоняли наваждение – окружающее замирало, смех становился далеким, улыбки вымученно нарисованными, а движения, в нарушение законов мироздания, прерывистыми и замедленными. Матери отгоняли морок, украдкой осеняя себя знамением, а после недоумевали: отчего дети так надрывно плачут по ночам и боятся сомкнуть глаза? Вечером в парке отдыхали взрослые. Но странное дело – мирные, дружелюбные люди по ничтожнейшему поводу выходили из себя, неконтролируемо совершая ужасные поступки, а потом отчаянно рвали волосы в раскаянии, тщетно силясь понять, как такое могло произойти. Черные аллеи были полны насилия и трупов, став самым криминальным местом в городе. Нельзя беспокоить мертвых, пусть они в прошлом и добропорядочные граждане.
– Брр, – поежилась Стерва, – так что, мы сейчас могилы топчем?
– Да. Старики вспоминали, что первое время собаки по всему городу кости растаскивали.
Наверное, долгие годы аккумулируемая бывшим погостом негативная энергия, выплеснувшись, превысила допустимый предел и переродилась в новую, осязаемую форму. То, что раньше казалось поверьем, обретая власть только в периоды эмоциональной уязвимости, – дети и пьяные, кто может быть непосредственнее? – теперь получило силу, способную материально влиять на окружающее. Ближе к середине парка странное воздействие начало проявляться уже визуально. Природа подстроилась к изменившимся условиям и научилась довольствоваться коротким летом и мимолетной весной, многие растения успевали украсить себя зеленью листвы, а некоторые – худо-бедно плодоносить. Но здесь весны не было. Корявые сучья голых деревьев царапали небо, а лишенные кожи-коры стволы походили на
