её нет — пока не выяснилось: с «безнравственным поведением» тоже вышла ошибка, по тем учреждениям для «профилактики» должны были возить кого-то другого! Но уже встали новые вопросы: где же она была эти несколько дней, почему учителя и полицейские не могли вспомнить, как она покинула школу — так что и её родителям сочли за лучшее предложить переезд в другой город. Случайно или не случайно — Тисаюм…
А потом на очередном полугодовом обследовании не объявился Лартаяу — и (как понял Джантар из разговора медперсонала) даже на код его домашнего аппарата связи откликалось учреждение, которому, должно быть, передали этот код. Да ещё вскоре прошёл слух: будто в автокатастрофе погиб последний потомок некогда известного в Лоруане аристократического рода Аларифаи… Хотя Лартаяу никогда не говорил, что он — из тех Аларифаи, совпадение не могло не беспокоить, да и без того чувствовалось: произошло что-то исключительное. Тогда, для его поисков, Джантар и стал развивать способность к ясновидению; и Ратона (как он потом узнал) тоже впервые попытался всерьёз применить биолокацию по картам (попадая почему-то всякий раз на Колараафу — свой родной город, центр одной из областей Уиртэклэдии, а в нём, уже по плану города — на пустое место самой окраины, ничем не отмеченное, что просто не знал, как понимать)… Лишь позже, осенью, Кинтал с группой студентов Риэлантского университета по каким-то делам побывал в Колараафе, заодно попытался выяснить, что это за окраина — и оказалось: как раз там недавно выстроен комплекс новых университетских зданий (но Кинтал не представлял, где и как искать Лартаяу, и в каком качестве он мог там находиться). И всё же неопредёленность давала надежду — тем более, в самом конце прошлого года Ратона в разговоре по междугородной связи намёками дал понять, будто мельком видел Лартаяу в Тисаюме, в сопровождении незнакомого взрослого. Но и на зимнем обследовании Лартаяу не появился — а тут ещё Минакри рассказал о взрыве в подвале по соседству с его домом в Риэланте, и что буквально накануне отъезда на обследование его допрашивали в полиции. И разъезжались все в тревоге уже и за судьбу Минакри — у которого и прежде была тайна, а теперь нависла новая угроза…
А затем из Моараланы стали приходить сообщения о религиозно-расовых беспорядках таких масштабов, что потрясли всю Лоруану — и Джантар не мог не задуматься о судьбе Итагаро и Талира. Он снова, всё более совершенствуясь в ясновидении, пытался настраиваться на них, и на Лартаяу, но результаты были неопредёленные: пусть ему удавалось всё дольше удерживать видения, это были лишь образы подвальных помещений, палаточных лагерей, санитарных поездов, и он даже не мог уверенно сказать, кого там видел, и видел ли хоть кого-то… Но наконец однажды он увидел Минакри, идущего где-то по коридору среди людей в странной длинной одежде (причём сам был в такой же), и сразу не понял, что это могло означать, возможно ли в реальности — но как был потрясён несколько дней спустя, узнав по междугородной же связи от Фиар: Минакри, согласно вдруг объявившейся воле отца (о котором, живя только с матерью, никогда не упоминал), а также ввиду подозрений (только подозрений!) в причастности к тому взрыву, отправлен на перевоспитание в… монастырь какой-то секты! Несколько дней прошли, словно в полубреду, в напряженных раздумьях, что делать — пока Фиар снова не сообщила Джантару: в Тисаюм из Моараланы эвакуируются многие сотрудники секретных армейских институтов, в числе которых наверняка будут родители Итагаро и Талира, и туда же (по другой причине) придётся переехать возвратившемуся из монастыря Минакри, с которым опять-таки вышла ошибка! (Но не много ли уже было ошибок?) Да и Лартаяу, как понял Джантар из её намёков, был где-то в Тисаюме — хотя Джантару лишь несколько раз удалось на миг увидеть его в незнакомой, трудноопределимой обстановке…
А вот того, что случилось потом с ним самим — Джантар почему-то вовсе не предвидел…
…И казалось бы, что он сделал особенного: просто поднялся на заброшенную и даже неохраняемую стройку рядом с домом, чтобы посмотреть оттуда на панораму новых городских кварталов? А стройка и не считалась каким-то особо опасным местом, и то утро: безветренное, не холодное и не жаркое, с удивительно чистым прозрачным воздухом, и на редкость глубокой синевой неба, когда лёгкость и насыщенность энергией чувствовалась во всём — не давало повода к тревогам и опасениям… И Джантар так неосторожно — даже широко раскинув руки, будто принимая в себя светлую и радостную энергию этого утра — стал медленно приближаться к неограждённому краю площадки, глядя, как с каждым шагом всё больше открывался вид взбегающих по склону холма окраин — и даже успел подумать: именно такие голубовато-белые, словно открытые сиянию Эяна, пронизанные им, здания — и были недавно образом, символом ожидавшегося, но так и не наступившего будущего…
…И сколько потом он спрашивал себя: почему не ощутил реальной опасности? Или её действительно не было? Но мог ли он так подумать — когда у самого края площадки на плечо легла чья-то рука, и он, обернувшись, увидел тех четверых, что сразу обступили его сзади и с боков, отрезав путь к отступлению? Откуда знал, что было на уме у этих людей не вполне определённого возраста с мутными тупыми взглядами, и даже — способны они понять хотя бы, что посмертно жизнь подростка всё же равна по ценности жизни взрослого, и за неё приходится так же отвечать? Мог ли в той ситуации полагаться на их здравый смысл или иные качества, свойственные нормальным людям? И уж тем более, мог ли он — которому было зачем жить, которого на письменном столе ждали ещё не прочитанные книги, и тетрадь с собственными размышлениями, оставленная, как думал, совсем ненадолго — удовлетвориться, что кто-то разберётся потом? И пусть он принял не лучшее, не самое правильное решение — кто на его месте в те несколько мгновений, когда, возможно, решалась его судьба, смог бы принять лучшее? Вот он лишь и успел — рвануться в промежуток между обступившими его людьми, прочь от края площадки…
И, по правде говоря, сам не понял, как всё произошло: ведь толкнул двоих, стоявших посередине, именно в сторону площадки, а стоявших с краю не успел и коснуться — но наверно, кто-то из них самих мгновением раньше толкнул другого прямо на него. И Джантара спасло лишь, что он в падении успел ухватиться за штанину того, второго, который, отлетев, столкнул вниз и его — потому что сам он падал на какой-то огромный металлический бак, но тот сумел в падении дотянуться до фермы оставленного на стройке лифтового подъёмника и ухватиться за неё, отчего Джантара развернуло в воздухе, и где-то на уровне третьего этажа с такой силой ударило о ферму, что он потерял сознание, и лишь потом, уже лёжа сверху на баке, очнулся от страшного душераздирающего вопля, который сам по себе мог свести с ума… Кричал один из четверых — кажется, тот, что столкнул Джантара вместе со своим сообщником вниз, а теперь висел в воздухе, нанизанный на длинный штырь, непонятно почему торчавший из окна пятого этажа стройки, и истекал кровью. Самого же падавшего вместе с Джантаром, не спасло, что он ухватился за ферму: он, насколько было видно Джантару с крышки бака, лежал внизу с расколотым черепом (причём явно о кусок строительного блока, брошенного сверху: внизу таких блоков больше нигде не было, все — на вepхней площадке)… А Джантар из-за ушибов не мог даже приподняться — и так ему пришлось быть свидетелем всего дальнейшего: как, судя по доносившимся голосам, собралась толпа; полицейские вместе с бригадой медицинской службы пытались подвести к раненому наркоз, чтобы снять со штыря, пока не поняли, что можно просто снимать труп; кто-то говорил: что на первом этаже стройки нашли ещё одного из тех четверых (должно быть, с перепугу бросился вниз по лестнице, обрывавшейся почему-то в лифтовый колодец, и разбился насмерть); затем сверху тащили и четвёртого, громко и истерично кающегося, что тем блоком по ошибке убил своего — и лишь тут после этого Джантару удалось наконец обратить внимание собравшихся на себя. И хорошо хоть, из сумбурно-покаянных воплей убийцы нельзя было сделать вывод о малейшей вине в случившемся самого Джантара, парадоксально оказались благом и ушибы (он уже знал немало примеров «справедливости» взрослых к детям, когда даже в серьёзных случаях более виновным считался просто менее пострадавший) — но и то к нему в больницу приходили полицейские, выясняя, что делал на стройке именно он, Джантар…
И почему-то никто сразу не сказал ему, какие странные и тревожные события стали происходить, пока он лежал в больнице… Сперва — подозрительный человек, замеченный в больничном коридоре, сразу бежал откуда, бросив взрывное устройство (к счастью, неисправное); потом — там же был задержан дмугилец с ножом под чужой формой медработника; и почти сразу — кто-то, тоже дмугильской внешности, пытался навести в школе справки про Тайлара, выдавая себя за его знакомого… Только после этого третьего случая встревоженные родители сообразили спросить, как выглядели те четверо на стройке — и он, вспомнив во внешности одного из них также что-то дмугильское, с ужасом понял… Ведь хотя дмугильцы давно уже селились в городах, работали на заводах, учились в институтах, даже занимали высокие посты —
